– Что, правда?
– Да, правда. Ты можешь понять, почему у меня имелись подозрения. А потом я просто психанула.
– Но почему ты не сказала мне?
– Я не могла, – ответила она. – Не могла, и все. Я не могла вынести мысли о том, что мы оба узнаем о своем родстве и что у нас была кровосмесительная связь. Я не могла справиться с этим до тех пор, пока точно не выяснила, что ошибалась. И в ту же минуту, когда я поняла это, я немедленно вернулась к тебе. То есть в буквальном смысле это произошло в считаные минуты.
Джек ненадолго притих.
– Так от кого ты узнала, что я не твой брат? – Он подавил смешок в конце вопроса.
– От твоей матери.
– От моей матери?
– Да. Я спросила ее, и она все рассказала. И конечно, если бы она зачала тебя от донора, то не стала бы лгать об этом, верно? То есть она должна была сказать мне правду.
– А может быть, она втайне хотела иметь двухголовых внуков? – с озорной улыбкой предположил Джек.
– Ну да, – отозвалась Робин, ощущая безмерное облегчение. – Я не предусмотрела такую возможность.
– Моя мама – странная женщина. С ней ничего нельзя знать наверняка.
Робин улыбнулась и прислонилась к груди Джека. Она почувствовала, как остатки неловкости покидают ее тело, и удовлетворенно задышала.
– Моего настоящего брата звали Томас, – сказала она. – Он умер в младенчестве. Но если бы он не умер, ему было бы ровно столько же лет, сколько и тебе. И, может быть, вы стали бы друзьями…
Джек грустно кивнул.
– Мне бы это понравилось, – сказал он, дыша ей в макушку.
– Да, – отозвалась Робин. – И мне тоже.
Два часа спустя Джек и Робин лежали бок о бок в трясущемся поезде. Вагон был почти пустым. В четыре часа дня лишь у немногих людей был повод отправляться из Лондона в Бакхерст-Хилл. Джек держал руку Робин в своей руке. Они не разговаривали. Голова Робин была переполнена таким количеством странных и чудесных мыслей, что там не оставалось места для слов.
Ее родители устроили барбекю.
– Только стейки и картофельный салат, – извиняющимся тоном сказала мать, когда Робин позвонила ей утром и сказала, что хочет встретиться с ними. – Хорошо, милая?
Робин приняла решение, когда сидела в поезде, направляясь в Лондон. Она думала о том, как выглядел этот человек, когда испустил свой последний вздох. Она не могла стряхнуть это воспоминание. Она еще никогда не присутствовала при смерти другого человека. Она возилась с трупами на анатомических практикумах, но ни разу не видела, как отлетает чья-то жизнь. Эта картина снова и снова воспроизводилась у нее в голове – мгновенно обмякшее лицо, внезапная страшная тишина после часа кошмарных плясок со смертью. Это было ошеломительно. Теперь Робин едва помнила, что происходило тогда, о чем они говорили в ожидании его смерти, что они делали. Она покинула хоспис раньше остальных, снедаемая желанием поскорее вернуться к Джеку и обрести некое подобие нормального состояния ума.