Вот свеча догорает. Рогнеда тронула князя локтем. Владимир не почувствовал. Она поднялась и, не осматриваясь, прошла к столу. Легко, с готовностью вышел из ножен матовый клинок. Рогнеда зажала нож в руке — над большим пальцем оказалось золоченое круглое завершье с некими письменами. Неся это орудие смерти, она тихо приблизилась к кровати. Владимир спал. «Крепко он спит, — подумала она. — Спит как убитый. Мертвым сном». Она пригляделась к его груди, находя памятную точку для удара. «Только бы он не закричал», — подумала она, вспомнив о детях. Кинжал уже летел вниз, но эта внезапная и ненужная мысль или жалость дернула руку, вместо соска острие ударило в ребро и пошло по нему, взрезая кожу…
Князь привскочил и проснулся; еще не поняв, что с ним, по чутью защищаясь от опасности, он сбил Рогнеду с ног взмахом руки. Стукнувший об пол и оказавшийся в пятне света нож, боль раны, мокрая от крови постель, вспыхнувший ненавистью безумный взгляд жены мгновенно все ему разъяснили. В глазах князя промелькнул страх — открылось ему, как близко прошла смерть; Рогнеду этот короткий его страх утешил, но тут же и ушла ее радость — князь был жив, он спасся, ей опять не повезло, теперь уже навсегда. Она видела, как он вскочил, прижал руку к ране — неопасная — и уставился на нож, на котором темнели капельки крови. С безразличием к следующей своей минуте она глядела на Владимира. Вот он схватил нож и ступил к ней. Голый, залитый по левому боку кровью, стекавшей по ноге в несколько узких ручьев, стоял он над Рогнедой, и мелко подрагивал в поднятой его руке кинжал. Ярость отняла у него речь; коротким волчьим рычанием вырывались у него слова приговора — но всадить в жену нож он удержался, малым казалось ему такое отмщение. Вдруг словно прозрев, что главный ее губитель, первый ее враг жив, будет жить, жить долго, Рогнеда зарыдала; обхватив голову руками, раскачиваясь, шептала она свой отчаянный вопрос судьбе: «Почему ему везет? Почему ему так везет?»
— Оденься! — услышала она хриплый голос Владимира. — Твой черед!
Взяв одежду, он вышел из спальни. Она слышала, как торопливо он одевается: вот щелкнула пряжка на ремне, стукнул усиками о ножны кинжал, проскрипели половицы, хлопнула дверь на двор… Рогнеда поднялась, медленно надела рубаху, потом юбку, сорочку, потом верхнюю юбку, натянула на босые ноги сапоги и, уж далее не убираясь, прошла в комнату к детям. Они спали в безмятежности чистых снов. Наклонившись, поцеловала она каждого в теплый висок, поглядела на пятерых своих чад, которым суждено проснуться сиротами, сердце ее сжалось, слеза сострадания скатилась по щеке. Этот прощальный взгляд пробудил Изяслава. «Что, мама?» — испуганно спросил сын. «Спи, спи, сынок!» — успокоила Рогнеда и вернулась в спальню. Здесь села она на кровать, ожидая князя. Печальная тянулась минута — месть не удалась, дети сиротеют, она умрет. Но и жить уже не хотелось. Вдруг вошел Изяслав и встал перед нею: «Мама, что?» Жалобно глядели его глаза, мучилось неизвестностью какого-то горя невинное и неопытное сердце. Рогнеда обняла сына, прижала к груди, вдыхала запах его волос, гладила худую спину и жалела, жалела о нелепом своем промахе.