— Это французские деньги, тетя Люда, их вам в сберкассе обязательно поменяют. Вы за них получите около двух тысяч.
— Да что ты? Вот спасибо… А ты что же, уходить собралась?
— Да, тетя Люда, пойду.
— Куда ж ты собралась-то так рано, не успела прийти и уже уходишь. Ты как живешь-то? Поправилась ты, что ли, не пойму… — Она оглядела Наташину фигуру.
— Нет, тетя Люда, я жду ребенка.
— Да что ты? Вот радость-то… А я смотрю, вроде ты располнела. Да как же ты, замуж, что ли, выходишь?
— Нет, тетя Люда, не выхожу. Я пойду, хорошо? Мне пора.
— Да ты постой, как же ты?.. Ах, Господи, ты ребенка-то от него, что ли, ждешь? От француза этого?
Наташа кивнула, ее душили слезы.
— Да как же ты… — суетилась Людмила Ивановна, — так и пойдешь?
— Да, пойду. Спасибо вам.
— Чего спасибо-то? Ты напиши ему или адрес хоть оставь. Или телефон. Вдруг приедет еще?
— Нет, больше уже не приедет. Если в июле не приехал, как обещал, значит, уже не приедет… А телефона у нас пока нет… — Она отступила к двери, ей хотелось скорее уйти.
— Где живете-то? — спросила Людмила Ивановна, открывая ей дверь.
— "Улица Подбельского", — ответила Наташа, уже стоя на площадке.
— Это где ж такое?
— Конечная остановка, за Сокольниками.
— Далеко-то как!
— До свидания, тетя Люда, смотрите, не болейте.
— Ты заходи, не забывай! Как Сережа-то?
Но Наташа уже спускалась по лестнице, слегка опираясь о стену, на которой сквозь толстый слой масляной краски проступала процарапанная детской рукой старая надпись: "Наташа дура". Да, она дура. Она напридумала Бог знает чего и потеряла его. И на сей раз — навсегда.
Она вышла из подъезда и бросилась к метро. "Скорее уйти отсюда, пока не встретился никто из знакомых.
Скорее уйти, не видеть этих домов, деревьев, дворов. Все забыть. Прийти домой, лечь, закрыть глаза и постараться ни о чем не думать, не вспоминать, не сожалеть, не загадывать. И не пытаться понять. Теперь все равно. У нее больше нет сил, она устала, Боже, как она устала от всего этого. За несколько месяцев она пережила столько, сколько иным людям не выпадает пережить за целую жизнь. Ничего, сейчас она придет домой и успокоится. Ведь ничего не произошло, абсолютно ничего — почему же ей так больно? Еще недавно она жила с мыслью, что он обманул ее, унизил, бросил. И ничего. Она жила, ведь она жила с этим и собиралась жить дальше. А теперь она знает, что никто ее не предавал и не обманывал. Чего же еще?"
Наташа пыталась успокоиться, взять себя в руки, но мысль о том, что он был здесь, был так близко от нее, был, возможно, в тот момент, когда она больше всего нуждалась в нем, и не нашел ее, и теперь она никогда, никогда больше не увидит его, а он никогда не узнает, что у них будет ребенок, терзала ее сердце. Внезапно она остановилась.