Со смены Нонна ушла чуть раньше.
— Свет, отпусти домой, что-то у меня голова болит. А я за тебя в другой раз додежурю.
Светка оторвала голову от подушки. Ее неловкая поза на детской кроватке, где иногда они по очереди дремали во время дежурства, вызывала сочувствие, и Нонна, по-матерински наклонившись над подругой, поправила сползающую на пол подушечку под черными локонами.
— Чего? А… Домой? Иди. — Светка села на краешек кровати и, сладко потянувшись, широко открыла рот в длинном и глубоком вздохе. — Зевушки-коровушки, — сипло промычала она. — Иди, иди. А сколько сейчас?
— Шестой.
— Поставь кипятильничек, — Светка прикрыла живые карие глазки и снова рухнула на кровать. Детская коечка натужно заскрипела пружинами. Нонна вышла из спальни, где мирно сопели разномастные младенцы. По пути она поправила одеялко у Тошки и подоткнула простынку у ее сестренки-близняшки Кешки. Тошка и Кешка были как две капельки воды похожи друг на дружку. Они и спали совершенно одинаково. И у той, и у другой вечно падали одеяла и подушки, уползали простынки. Они одинаково причмокивали, одинаково сосали пальчики, только Тошка — указательный правой руки, а Кешка — левой. Они одинаково копались в кашах, выгребая ложечками каналы, выстраивая горки и домики, одинаково сидели на горшках, низко согнувшись, чуть ли не ударяясь лбом о коврик в туалетной комнате, одинаково плакали и капризничали, ковыряя пальцами в носу, Тошка — правой рукой, а Кешка — левой. У них была одинаковая одежда и обувь. Вот так бы и совместить их, как зеркальное отражение в одном тельце, но было единственное различие, благодаря которому Всевышний создал их в разных оболочках.
Нонна воткнула вилку кипятильника в розетку и, улыбаясь, представила себе этих живых, подвижных девочек. Тошка и Кешка были похожи во всем, кроме проявления радости. Тошка смеялась, широко раскрыв рот, звонкоголосо и щедро. Будто осыпала окружающих драгоценной россыпью счастья. Она хохотала заливисто, и от ее смеха хотелось пуститься в пляс или выскочить на улицу и бежать к серебряному озерцу в золотом перелеске.
Кешка же едва заметно улыбалась, будто бы она чувствовала себя виноватой за поведение всего человечества или же знала и понимала нечто такое, чего никто, кроме нее, не мог знать и понимать. Какую-то грядущую вселенскую беду. Страшную горькую правду мироздания. И поэтому она не смела смеяться и наслаждаться жизнью в полной мере.
Кипятильник зашипел, от поверхности спирали оторвались мелкие пузырьки, затем вода забурлила, вспенилась и пошла волнами в неглубоком озерце эмалированной кружки. Нонна вынула вилку из розетки, отсыпала из банки по чайной ложке быстрорастворимого московского кофе, бросила туда же по кусочку сахара и залила все это кипятком. Запах кофе привел Светку в чувство. Она появилась в дверном проеме, взлохмаченная и с красными, как у кролика, глазами, но готовая к активной жизнедеятельности.