— Я готов рассказать вам о том, что Мелешевич имеет alibi, — пообещал Шумилов. — Но при этом рассчитывал бы на взаимную любезность.
— Что же взамен? — полюбопытствовал Владислав Гаевский.
— Я желал бы знать, что пропало с места преступления.
Сыщики опять переглянулись. В принципе, Шумилов просил не так много.
— Договорились, — кивнул Иванов. — Только не рассказывайте нам о том, что слуга Мелешевича ушёл на Петроградку, а любовница легла спать. Мы всё это прекрасно знаем и без вас, Алексей Иванович. Вы же понимаете, что эти сведения никакого alibi Мелешевичу не обеспечивают.
— Разумеется, понимаю. Поэтому ничего такого я вам говорить не буду.
— Хм, тогда валяйте, — улыбнулся Иванов. — Так что там с alibi Дмитрия Мелешевича?
— Во дворе дома Данилова, прямо напротив квартиры Дмитрия Мелешевича проживает человек, взявший за правило подсматривать за ним. Человек этот по моему мнению глубоко болен, и было бы хорошо, чтобы его осмотрел врач-психиатр. Фамилия его Ганюк, это офицер на пенсии по ранению. Насколько я понял, ему во время войны за освобождение Болгарии оторвало ногу. Ганюк постоянно подсматривает за окнами Мелешевича ввиду того, что последний, уж извините за натурализм, занимается любовными соитиями, находясь в поле его зрения. Всё, что связано с половой сферой, чрезвычайно беспокоит и волнует этого человека. Он подсматривает за Мелешевичем в подзорный монокуляр.
— Это анекдот? Вы верно смеётесь? — спросил Гаевский. — Это же просто несерьёзно…
— Это ещё как серьёзно, дорогой Владислав. Полюбуйтесь-ка на прикладной промысел господина Ганюка, — Шумилов разложил на столе купленные у последнего рисунки. — На каждом из них проставлена дата, её вы можете увидеть на обратной стороне. Один из этих рисунков датирован как раз двадцать четвёртым апреля. У господина Ганюка целая галерея такого рода художеств. По ним половая жизнь Дмитрия Мелешевича может быть восстановлена буквально по дням и по часам.
Сыщики принялись внимательно рассматривать представленные им рисунки.
— Н-да-а, — протянул озадаченный Иванов. — Много я видел чудаков и сумасшедших, казалось бы, ну куда больше? Но жизнь не перестаёт удивлять.
— И ведь как нарисовано! — восхищённо пробормотал Гаевский. — Ведь талантливо нарисовано!
— Этот человек талантлив только в той сфере, на которой зациклен. Во всём остальном это дезорганизованный, неряшливый, совершенно опустившийся тип, — продолжил Шумилов. — Ну, да Бог с ним, я сейчас о другом: Ганюк внимательно наблюдал за Мелешевичем двадцать четвёртого апреля вплоть до выхода последнего из дома, то есть до одиннадцати часов утра с минутами. Он очень хорошо помнит этот день по той простой причине, что тогда Мелешевич последний раз занимался любовью со своей сожительницей. По словам Ганюка, сожительница Мелешевича после полового акта уснула. Также Ганюк утверждает, что Мелешевич не покидал квартиру всё утро и ушёл уже после одиннадцати утра.