“В начале болезни я думала о самоубийстве, теперь это прошло… Конечно, мне не велено волноваться. Сын навещает меня в больнице два раза в год. Когда муж со мной развелся, он взял опекунство, а сейчас я его не интересую. Если у вас есть желание, попрошу или ношеную одежду, или лимоны и апельсины, потому что пошлина маленькая…” – писала Алиция.
Последнее письмо из Польши пришло от ее бывшего мужа:
“У меня для вас печальная новость. Алиция умерла”.
Хелен Зоненшайн убежала из дому.
Служила официанткой, нанималась сидеть с детьми и заработала на билет в Штаты. Поселилась в Калифорнии, с другими молодыми евреями, тоже убежавшими из дому.
10.
Они ходили босиком. Вплетали цветы в волосы. Повторяли “I love you” и рассказывали про свои буржуйские семьи, которые ненавидят.
Хелен рассказывала про Алицию.
– Для них она осталась полькой из деревни. Вывела их на арийскую сторону, но осталась деревенской полькой…
– Вывела… куда? – спрашивали молодые американские евреи.
Им покровительствовал раввин Шломо Карлебах[132]. Он играл на гитаре и рассказывал о цадиках, своих учителях. Учителя жили сто или двести лет назад, а города, в которых они учили, носили экзотические названия: Избица, Тужиско, Гостынин, Коцк…
– Мордехай из Избицы учил нас: “Когда любишь, твоя любовь приведет любимого из земного и из небесного мира…” – говорил Шломо Карлебах, а Хелен думала про любовь Алиции.
Иехиль из Гостынина перед молитвой отдал свой талес незнакомому еврею. Незнакомец вернул талес мокрым от слез. “Не огорчайся, – сказал он. – До завтра высохнет”. – “Не хочу, чтобы высох! – воскликнул Иехиль. – Не хочу, чтобы он когда-нибудь снова стал сухим!” – “Собирайся, – сказал незнакомец. – Мендель из Коцка тебя ждет”. Они пошли вместе, и Иехиль стал учеником знаменитого коцкого цадика.
Так рассказывал Шломо Карлебах, а Хелен думала про слезы Алиции.
Авраам из Тужиска не спал и не ел. Его спросили, по какой причине. Он рассказал:
– Когда мне было девять лет, мой отец Мордехай, цадик из Чернобыля, разбудил меня чуть свет, запряг лошадь, и мы сели в телегу. Поехали в лес. На поляне я увидел шалаш. “Подержи вожжи”, – сказал отец. Он вошел в шалаш и вернулся с молодым мужчиной. От печального лица молодого человека исходил свет. Он внимательно выслушал моего отца. “Ты уверен, что именно это хочешь мне сказать?” – спросил он. Мой отец ответил: “Уверен”, – и оба разрыдались. Обнявшись, они плакали и плакали. Наконец распрощались, и мой отец залез на телегу. Мы тронулись, не оглядываясь. Когда увидели издалека наш дом, я спросил: “Отец, кто был этот человек?” – “Мессия. Это был Мессия, сын Давидов”. – “Чего он от нас хотел?” – “Он спросил, настало ли уже его время, может ли он прийти. Я был вынужден сказать ему страшную правду: его еще никто не ждет”.