. Маленький синий платочек, целый день мокрый от слез, тра-ля-ля, тра-ля-ля…
Осенью она перешла на лимонад. Воду набирала из уличной колонки, сыпала в бидон сухой лед и лимонную кислоту. Интересно, что никто ни разу не заболел.
Зимой перешла на нафталин, настенные календари и ДДТ – американский порошок от клопов, который привозили моряки.
В общежитии ее соседкой по комнате была Марыся Гольдинер, студентка юрфака. Марыся изрекала скучноватые прописные истины, кричала во сне и закрывала рукавом вытатуированный лагерный номер. Иногда они что-нибудь одалживали друг у дружки: то соль, то утюг, то белую блузку на праздник.
На танцы в Дом культуры ее повела знакомая, торговавшая на базаре русскими чулками. Еще не начали играть, когда в зал вошел высокий шикарный блондин. Широкий домотканый пиджак, узкие брюки, ботинки с наимоднейшим простроченным рантом и… перстень!
Заиграли вальс. Блондин, оставив девушку, с которой пришел, направился к ней.
2.
Он был каменщиком. У него была довольно большая комната с кафельной плитой; общая уборная – во дворе. В день свадьбы она застукала его на чердаке с какой-то бабой, но жилье было настоящее и собственное. Не полуподвал с мачехой Зосей. И не комната в общежитии с кричащей во сне соседкой.
3.
За торговлю лимонадом и порошком от клопов милиция их не трогала. Неприятности начались с нейлоновых чулок с черным швом и черной пяткой. Первые судимости были условные. Когда набралось два года, ее взяли у киоска с сигаретами и посадили.
Она лежала на верхней наре. Ночью разорвала простыню, скрутила и обернула вокруг шеи. Концы привязала к стойке. Соскользнула вниз. Веревка получилась нужной длины: босые стопы не доставали до пола.
Очнулась она в больнице.
Врач спросил, впервые ли с ней такое. Она рассказала, что в детском доме выпила в туалете хлорки. Врач спросил, не подумала ли она, скручивая простыню, о дочерях. Она объяснила, что тогда ни о чем не думаешь. Стараешься проглотить побольше хлорки, поплотнее скрутить простыню.
– Где вы были во время войны? – спросил врач.
– В гетто.
– Не хотите мне об этом рассказать?
Она хотела, чтобы ее оставили в покое, и, как могла вежливее, попросила об этом врача.
Когда закончился двухлетний срок, отработанный в госсельхозе, ее вызвал начальник тюрьмы.
– Плохие новости, пани Яся. На вас висят шесть пар эластичных чулок.
Опять ее привели в зал, и секретарь объявил:
– Прошу встать, суд идет.
Она встала.
В черной мантии, с орлом на груди, вошел суд в лице Марыси Гольдинер.
Шесть пар эластичных чулок перевели на баланс Казначейства. Она вернулась домой. Дочка лежала в кровати, без единого волоска на голове, укрытая пальто. Пьяный муж бессвязно объяснил, что керосин сейчас слабоват, не берет нынешних вшей, а вот наголо остричь – самое оно.