Они очутились среди ковров, картин и красивой мебели. Их покормили, дали платья. Они легли спать. Когда Анна проснулась, было светло. Она испугалась: Господи, светло, а она не в лесу. Вскочила. Не смогла найти топор, отломала ножку стула… принялась рубить… Услышала дочкин плач. “Тихо, – закричала, – у меня норма…” Ей запомнились белые халаты, укол, дежурный, который складывал ее “норму” неаккуратной кучкой. “Не так!” – опять закричала. Хотела объяснить, что укладывать полагается в поленницу, но ее потянуло в сон.
Министр общественной безопасности Станислав Р. встречал сестру в варшавском аэропорту Окенче. Она его не узнала.
– Жаль, что не прислал лоскуток, – пошутила и сразу начала рассказывать про Антония, но брат ее прервал:
– Никому об этом не говори. Даже мне. – Дома повторил с нажимом: – Запомни на всю жизнь. Ни слова.
Брат поселил ее в особняке под Варшавой. Особняк был шикарный, и она перебралась в домик сторожа. Охотнее всего она рубила дрова, но в дом провели центральное отопление, и рубить стало незачем. Знакомый из Косова-Полесского рассказал, что Юзефа, младшего из ее братьев, русские застрелили в тридцать девятом, потому что он не захотел отдать им свой велосипед. Антония найти не удалось. И Льва Соломоновича П. освободить досрочно не удалось. Анна пыталась говорить об этом со Станиславом, но он ее не слушал. Даже про дощечку не удалось рассказать. (Про дощечку с надписью Antoni R… которая потерялась где-то в тайге.)
В пятьдесят пятом Анну послали в Москву – заниматься репатриацией поляков. Она зашла к Сарре.
– Брат вернулся, – сказала Сарра.
– Аня, – сказал Лев Соломонович П. – Я вернулся не один. Думаю, вам надо познакомиться.
Анну кольнуло, что он назвал ее уменьшительным именем.
– Познакомиться? – удивилась она. Нет, зачем…
В ссылке он женился. Жена была вольнонаемная, то есть имела нормальную работу, жилье, паспорт и свободу передвижения. Брак с вольнонаемной был огромным благом для ссыльного. Это означало, что у него будет настоящий дом, настоящая еда, настоящая женщина в настоящей кровати…
– У тебя есть дочь, – сказала Анна. – Я понимаю, ты этой женщине многим обязан, но у нас с тобой дочь.
И тут выяснилось, что с вольнонаемной у Льва Соломоновича П. двое детей.
В Москве начался ХХ съезд. Все только и говорили о преступлениях, лагерях и докладе Хрущева, но Анну Р. преступления не интересовали. Известие о том, что Валя, жена Антония, после его ареста развлекалась с дружками-энкавэдэшниками – их смех и пение слышал весь дом, – тоже оставило ее равнодушной. Анну Р. занимала одна-единственная мысль: вернется ли Лев Соломонович к ней или останется с вольнонаемной? Когда стало ясно, что Лев Соломонович к ней не вернется, Анна Р. взяла дочку за руку…