Манюня с самым серьёзным видом занималась тем, что заплетала дяде Пете косички. Ну как косички? Короткие хвостики, украшенные цветастыми резинками. И судя по страдальческому выражению лица моего шефа, сбежать от царевишны он уже пытался и потерпел неудачу.
Марья грозно сопела, надув губы и продолжала своё чёрное дело. Шеф пытался воззвать к моему человеколюбию. Вот только заметив на своём столе очередную стопку бумаг, договоров и счетов, я тихо чертыхнулась себе под нос и отправилась разбирать завал. За тем, чем дочь занята, следила краем глаза, попутно выбирая плейлист, под который работа пойдёт быстрее.
Выбор пал на смесь из старого отечественного рока, с вкраплениями классической музыки. И подпевая хриплому голосу Бутусова, выводящего «На берегу безымянной реки…», погрузилась в работу, периодически отмечая, что творит моя егоза. Ну и спасая мир от очередной безумной идеи мелкой, в случае чего. Увы, жажда познать мир и сделать это исключительно самостоятельно порой приводила к фатальным последствиям…
Если мама не успевала перехватить инициативное дитя до того, как оно что-то натворит, конечно же!
Вчитываясь в очередной договор, я постукивала ногой, в такт звучавшей из колонок мелодии, и не заметила, как в магазинчике наступила оглушительная тишина. Где-то что-то грохнулось и судя по шуму, это что-то явно могло оказаться несчастной Леночкой. Кто-то испуганно ойкнул, а кто-то восторженно ахнул. Но я всё это отметила машинально, продолжая хмуро изучать сухие формулировки текста.
Пока во всё-таки наступившей, окончательной и бесповоротной тишине, не раздалось радостное и счастливое Манино:
— Ыжий! А опата де?!
Я второй раз за один день чуть не уткнулась носом во что-то твёрдое. В этот раз, для разнообразия в собственный стол, неожиданно дёрнувшись в сторону и чуть не въехав на кресле в ближайшую стену. После чего медленно разжала пальцы, выпуская на волю несчастный договор на поставку виниловых пластинок, теперь напоминавший пожёванный клочок бумаги, и медленно обернулась в сторону входа.
Как раз вовремя, стоит признать. Потому как Манюня, оставив Петю в покое, радостно хихикая, рванула навстречу подозрительно знакомому рыжему байкеру. Эта двухметровая бездна обаяния и харизмы расплылась в ответной улыбке, подхватывая её царское величество на руки и позволяя той запечатлеть на его щеке звонкий поцелуй.
Прозвучавший томный вздох со стороны рухнувшего стеллажа с пластинками, стал завершающим штрихом в картине «Явление Харлея народу». И разобрав в нём те самые, очень хорошо знакомые нам с Петей нотки, я только вздохнула тяжко, попирая щёку кулаком: