Потом Пьер и Северина долго лежали без движения.
О чем, о ком думал Пьер? Может быть, о любовницах, которые были у него прежде и которых он даже не любил, но, независимо от этого, они все же достигали с ним почти запредельного блаженства… А может быть, о несправедливости судьбы, наградившей лежавшую рядом с ним любимую и любящую его женщину, ради которой он отдал бы жизнь, бесчувственным телом, не способным на то абсолютное слияние, которого он жаждал с безудержной, фанатичной страстностью.
Северину охватывало печальное оцепенение от мысли, что она, обладая огромной властью над Пьером, так и не добилась, чтобы принадлежавшая ей душа раскрылась перед нею. Эта душа, сама того не ведая, отвергала ее, так же как ее тело отвергало его плоть.
Установившееся молчание было насыщено горечью поражения.
К счастью, между ними существовала пылкая, все сглаживающая дружба. Ни одно из их сближавших чувств не пострадало. Напротив, они испытывали еще большую потребность в общении, подтверждавшем, что все осталось как прежде. Сама того не замечая, Северина вложила свою руку в ладонь мужа. Он крепко сжал ее, без всякого чувственного волнения, просто как товарищ, как спутник, идущий вместе с ней по жизни. Она ответила ему тем же. Они осознавали, что их любовь была выше диссонанса, в котором они не были виноваты.
«Наслаждение, — подумалось им одновременно, — это всего лишь скоротечное пламя. А мы владеем более редким и более надежным сокровищем».
Наступил день, рассеивающий таинственные, чересчур глубокие разноречия инстинктов, этих лиан мрака. Пьер и Северина смотрели друг на друга и улыбались. Юный свет, беспощадный ко всему увядающему, был милосерден к их юным лицам. Полные свежести, входили они в новый день.
— Еще так рано, — сказала Северина. — У тебя до работы еще есть время? Проводи меня в Булонский лес.
— Ты не боишься, что устанешь?
— Да я уже давно выздоровела, одевайся быстро. Когда Пьер вышел из комнаты, Северина вспомнила, что еще не рассказала ему о Юссоне.
«Не буду ничего говорить, — решила она. — Мне не хочется, чтобы он расстраивался из-за пустяков».
Оттого, что она впервые что-то скрыла от Пьера, Северина почувствовала нечто вроде гордости за себя и поэтому же — еще больший прилив любви к мужу.
У Северины было такое ощущение, словно из нее изгнали злых духов. Незнакомка, стоявшая недавно на пороге смерти, поддавшаяся в период болезни и потом, в период возвращения к жизни, соблазнам, игре каких-то необычных, порочных образов, которые на несколько недель примешались к ее чистому существу — единственному, признаваемому Севериной, — и уже начали было разлагать элементы ее нравственности, теперь отделились от нее, как ей казалось, навсегда. Порождение болезни, эта тень рассыпалась в прах, как только к Северине вернулось здоровье и ее сознание начало нормально воспринимать окружающий разумный мир.