— Что-то уж совсем, в самом деле… — Но тут же прикрикнула на Петра: — Нажрался и выдумывает тут! Катись отсюда, дерьмо!
Петр посмотрел на нее внимательно — и вдруг, словно сами собой, сказались слова:
— А ну-ка, налей-ка, девушка, воды. Простой воды налей мне.
— Водой не торгую.
— Неужто?
Петр сам зашел за стойку, налил воды из крана, который был под прилавком (для мытья стаканов), и отошел. Вид у него был трезвый, и буфетчица, хотевшая сперва кликнуть милицию, решила подождать.
Странный парень какой-то.
Меж тем в ресторан торопливо вошел мужчина — приготовив заранее в руке деньги.
— Выпей, друг, мою долю! — сказал ему Петр задушевно. — Что-то не лезет в меня уже.
В России водкой из чужих стаканов не брезгуют и таким неожиданным предложениям не удивляются.
Мужчина под взглядом буфетчицы, знающей, что в стакане вода, выпил одним махом, заморщился, замахал ладонью перед ртом. Она сунула ему кусок хлеба, он торопливо стал жевать.
— Первый раз, — сказал перхая, — первый раз на вокзале настоящую водку пью.
— Ну уж не надо! — начала буфетчица, но вдруг примолкла, глядя на Петра, приоткрыв рот, в углу которого тускло светились два золотых зуба.
Петр взял у мужика стакан, дал ей, велел:
— Из той же бутылки!
А ему объяснил:
— С Севера я. Отдыхаю.
— Ага, — сказал мужчина и спрятал свои деньги.
Выпил и эту порцию.
— Зверь! — воскликнул. — Зверь, а не водка! До пяток пробирает!
— Еще?
— Не закосеть бы, — засомневался мужчина. — Мне на поезд.
Но уже закосел, уже не мог собой править.
— Если только по вашей доброте, — сказал с извечной льстивостью пьяницы, пьющего на шармака. — За компанию, так сказать.
— За компанию! Конечно! — сказал Петр, подавая ему третий стакан с водой.
Через полчаса мужчина еле сидел на стуле, юзя щекой по мокрой стойке и твердя:
— Ищщо порцию! Для финиша!
— Уже финиш! — отвечала буфетчица, расторопно наливая подходящим — уже не за счет доброты, а за деньги, но из того же крана.
— Хорошая водка, друг! Выпей за мое здоровье! — окликал каждого Петр, чтобы тот на него посмотрел. Пьющий смотрел, опрокидывал стакан, встряхивался, морщился, благодарил.
До ночи торговала буфетчица водою — и не нашлось никого, кто почуял бы в воде воду.
Наконец она устала запихивать в ящик вороха денег и крикнула:
— Игнатьич, закрывать пора!
Откуда-то появился пожилой дядя в дешевеньком костюмчике с широким красным в белую полоску галстуком, запер дверь, подошел к стойке.
Огонек озорства зажегся в глазах буфетчицы, когда она подавала ему стакан.
— Без аш-два-о? — научно спросил швейцар, поглядывая на Петра, понимая, что раз буфетчица оставила его в закрытом ресторане, значит, он ей свой человек.