Я медленно повернула голову и уставилась на маленького мальчика, который быстро становился требовательным засранцем.
— Что это? — спросила я, приподняв бровь.
— Я хочу блинчики, — он скрестил руки на груди и выпятил свой маленький подбородок с вызовом.
— Хочешь спросить как-то по-другому, приятель?
— Я хочу блинчики, — сказал он снова упрямо, прежде чем насупил брови. — Сейчас.
Моя челюсть отвисла, и кожа покраснела, когда я смотрела на этого ребенка. Я не могла поверить, что он так себя вел, хотя, вероятно, должна была. Поведение Келлера медленно становилось все хуже и хуже, как бы не пыталась исправить или перенаправить его.
— На пять минут в свою комнату, Келлер, — сказала спокойно, мое сердце колотилось в груди, когда я вставала на ноги. Мой желудок сжался, я была на грани слез, но я не позволила раздражительности просочиться в свой голос. — Ты знаешь, что не должен так со мной разговаривать.
— Я не хочу идти в свою комнату! — захныкал он, когда я подняла Ганнера, прижав к своему бедру, и повела их с Гевином на кухню.
Когда я не обратила внимание на хныканье Келлера, его голос стал громче, пока он не закричал.
— Я не хочу в свою комнату! — кричал он, его кулаки сжались по бокам, когда я усаживала Ганнера на высокий стульчик, а Гевина в его бустер.
— Вы, ребята, хотите овсянки? — спросила я спокойно мальчишек, пока Келлер продолжал орать.
— Да, пожалуйста, — ответил Гевин, в то время как Ганнер знаками показывал слово «есть».
— Ты хочешь с коричневым сахаром или черникой? — спросила я Гевина, когда повернулась к холодильнику.
Не успела сделать шаг, прежде чем меня толкнула вперед сила маленького ребенка, который врезался мне в ногу сзади.
— Ты гадкая! — кричал Келлер, ударяя по задней части моего бедра. — Я тебя не люблю!
— Келлер, перестань! — перекрикивала я его, из-за чего Ганнер начал плакать. Я пыталась избавить от хватки его сильных рук, не оборачиваясь, потому что не могла вынести мысль, что его кулаки ударят в мой живот, желудок в котором и так сходил с ума из-за тошноты.
— Келлер Шейн Андерсон, какого черта ты творишь? — прозвучал голос Шейна в шуме кухни.
Мы с Келлером замерли, когда Шейн ворвался в комнату, и я могла слышать только всхлипывания Ганнера.
— Папочка! — жалобно закричал Келлер, побежав к Шейну и обернув руки вокруг его бедер.
— Что происходит, приятель? — спросил он, глядя на меня в недоумении.
— Тетя Кейт не хочет делать мне блинчики!
— Это из-за блинчиков?
Келлер кивнул, уткнувшись лицом в бок Шейна.
— Ты не могла испечь ему блинов? — спросил Шейн в раздражении, взяв Келлера под руки и расположив его у себя на бедре.