Она снова заплакала, повторяя: «Лучше бы я сюда не приезжала».
– На улице меня ждет машина, мы можем поехать прямо в пресвитерскую. Я думаю, разговор с матерью поможет вам.
– Я не слышала ее голоса с тех пор, как уехала, – сказала Эйлиш. – Только письма получала. Ужасно, но это будет мой первый разговор с ней.
– Я понимаю вас, Эйлиш. Наверное, и она чувствует то же самое. Отец Куэйд обещал заехать за ней и привезти в Пасторский дом. Думаю, ваша матушка сильно потрясена.
– Что я ей скажу?
В начале разговора голос матери срывался, да и звучал так, будто она обращалась к самой себе, и Эйлиш пришлось прервать ее, сказать, что ничего не слышит.
– А теперь? – спросила мать.
– Да, мама, теперь гораздо лучше.
– Она как будто спит, такая же, как утром, – сказала мать. – Я пошла будить ее, но она так крепко спала, что я решила ее не трогать. Но, спустившись в кухню, подумала: неладно что-то. Так не похоже на нее. И посмотрела на кухонные часы, и сказала себе: дам ей еще десять минуточек, а после поднялась к ней, тронула ее, а она холодная, ну точно камень.
– О господи, какой ужас.
– Я прошептала ей на ухо молитву о прощении. И побежала к соседям.
В трубке наступила тишина, которую нарушало лишь легкое потрескивание.
– Она умерла ночью, во сне, – продолжила наконец мать. – Так сказал доктор Кадиган. Она ходила к нему и ничего никому не говорила, и обследование прошла, и тоже никому ни слова. Роуз знала, Эйли, знала, что это может случиться в любую минуту – из-за ее сердца. У нее было больное сердце, сказал доктор Кадиган, и сделать ничего было нельзя. Она никому не сказала, просто жила как обычно.
– Она знала, что у нее больное сердце?
– Так говорит доктор, но она решила по-прежнему играть в гольф, вести себя как раньше. Доктор сказал ей, чтобы она поменьше уставала, но, говорит, даже если бы Роуз его послушалась, это все равно могло произойти. Я не знаю, что и думать, Эйли. Наверное, она была очень храброй девочкой.
– И она никому не сказала?
– Никому, Эйли, ни одному человеку. А сейчас у нее такое спокойное лицо. Я заглянула к ней, перед тем как пойти сюда, и на секунду подумала, что она по-прежнему с нами, совсем ведь не изменилась. Но ее нет, Эйли. Роуз ушла от нас, а я никогда не думала, что это возможно.
– С тобой кто-то есть дома?
– Все наши соседи, твой дядя Майкл и все Дойлы, они приехали из Клонгала, все у нас. Когда умер твой отец, я сказала себе, что не должна горевать слишком сильно, ведь у меня есть и ты, и Роуз, и мальчики, а когда уехали мальчики, говорила то же самое, и когда уехала ты, у меня оставалась Роуз, а теперь никого, Эйли, совсем никого.