Она в ужасе открыла глаза. Его лицо было так близко, что казалось размытым пятном света и тени. — Эмма, — произнёс он, его руки охватывали, притягивая её ближе.
А потом он поцеловал её; они целовались друг с другом. Джулиан притянул ее к себе; их тела подходили друг к другу: изгибы и впадины, сила и мягкость. Его рот был приоткрыт, язык нежно прошёлся по её губам.
Гром раздался вокруг них, молния разбилась вдребезги на фоне гор, ослепляя и прокладывая путь сухого тепла по векам Эммы.
Она открыла рот под его напором, прижавшись к нему, её руки обвились вокруг его шеи. Он был на вкус, как огонь, как пряность. Он провел руками вниз по её бокам, на бедра и более решительно привлёк её ближе. Он издал низкий горловой звук мучительного желания.
Этот момент для них длился вечность. Будто время остановилось. Его руки повторяли формы её лопаток, изгибы её тела ниже грудной клетки, а пальцы огибали бедра. Он поднял её на руки напротив него, как если бы они могли соединиться в одно целое, когда слова сорвались с его уст: отчаянные, торопливые, — Эмма… ты мне нужна. Я всегда, всегда думаю о тебе, и хотел, чтобы ты была со мной на том проклятом чердаке, когда я повернулся, и ты была там. Ты будто услышала меня, и была, как всегда, рядом, когда я нуждаюсь в тебе….
Молния снова разрезала небо, освещая мир: Эмма могла видеть её руки на подоле рубашки Джулиана.
О чём, чёрт возьми, она думала? Она планировала раздеть их обоих на крыльце Института? Реальность вновь заявила о себе, она оттолкнулась, её сердце бешено стучало в её груди.
— Эм? — он ошеломленно смотрел на неё, глаза сонные и затуманенные от желания. Это заставило её тяжело сглотнуть. Но его слова прозвучали эхом в голове у Эммы: он хотел её, и она пришла, как будто она слышала его зов. Она почувствовала, чего он хочет, и не смогла себя остановить.
Все эти недели она уверяла себя, что связь парабатаев слабеет, и теперь он сказал ей, что они практически читают мысли друг друга.
— Марк, — произнесла она. Только одно слово, но оно было самым жёстким напоминанием об их положении. Сонливость покинула его взгляд, а лицо побелело от ужаса. Он поднял руку, как будто хотел что-то сказать, объяснить, извиниться — и небо, казалось, разорвалось пополам.
Они оба повернулись, чтобы посмотреть, как над ними разверзлись облака. Тень выросла в воздухе, темнея по мере приближения. Это была большая и закованная в доспехи фигура человека, сидящая без седла на тигровом чёрно-сером, как грозовые тучи над головой, коне с красными глазами.