– Именно, – сказал Катон, сложив руки. – Мне не очень-то хочется это испытать. Так что о капитуляции речь не идет. Нам нечего предложить, кроме того, что серебряные слитки спрятаны в каком-то из обвалившихся тоннелей. Мы можем сказать это Искербелу, но он вряд ли нас отпустит, пока не проверит сказанное. В любом случае, нам приказано не допустить, чтобы бунтовщики заполучили серебро, любой ценой.
Они некоторое время смотрели друг на друга. Потом Макрон пожал плечами.
– Мы в заднице по-любому.
– Можно сказать и так. Я предпочитаю более возвышенное «Победа или смерть».
Макрон хлопнул себя руками по бедрам и расхохотался.
– Я всегда знал, что ты умеешь пользоваться языком почище лучших шлюх Субуры.
– Не слишком возвышенное сравнение, но я тебя тоже люблю, брат, – с улыбкой сказал Катон и тоже рассмеялся. Когда они насмеялись вдоволь, Катон сделал глубокий вдох.
– Вот этого мне очень не хватало.
– Да уж, давненько ты ничему не радовался. С тех пор как мы в Рим вернулись, это точно.
Макрон показал на один из стульев напротив Катона.
– Позволишь?
– Давай. Только избавь меня от лекций по поводу печали.
– Я не собирался лекцию читать. Просто хотел тебе сказать, что понимаю, какой большой потерей для тебя была смерть Юлии. Отличная была девушка. Красивая и сообразительная. Была бы отличной матерью и женой, такой, какую лишь можно…
– Хватит! – резко перебил его Катон. – Ты ничего не понял…
Он был не в силах говорить дальше. Сколько он может рассказать Макрону? Сможет ли открыть всю правду? Не всю, конечно же. По крайней мере, пока Крист с ними служит. Это было бы для Макрона слишком тяжелой ношей, такой, как для него самого.
– Что ты хочешь сказать? – недоуменно спросил Макрон. – Катон, приятель, что такое?
Что-то внутри Катона противилось идее разделить душевную боль с другом. И не только гордость. Дело в его звании и ответственности. Он командует когортой. Пять сотен воинов считают его своим главой. Он не имеет права раскрывать перед ними свои слабости. Лишь для того, чтобы снять груз со своей души. Даже Макрону, с которым он познакомился и подружился десять лет назад, когда Катон прибыл в крепость Второго Августова легиона худым и дрожащим пареньком, любившим книги и никогда в жизни не державшим в руке меч. Они быстро сдружились. Сначала Катон стал опционом, ниже Макрона в звании, потом его повысили до центуриона, а потом и дальше. Он прекрасно понимал, сколь многим он обязан своему самому близкому другу. Но никак не мог заставить себя признаться в слабости.
– Я не тоскую по Юлии. Больше не тоскую. С тех пор как я узнал, что она встречалась с другим мужчиной, пока я… пока мы воевали в Британии.