Он повел детей за руки к корме, при чем Дик не переставал подвывать.
Поравнявшись с колоколом, мальчик подметил, что на палубе еще валяется болт, и, подхватив его, ударил с размаху в колокол. Это было последнее удовольствие, которое можно было урвать перед сном, — он и урвал его.
Падди приготовил постели для себя и своих питомцев в капитанской каюте; он убрал посуду со стола, выбил окно, чтобы выветрить запах плесени, и разложил найденные в каютах тюфяки на полу.
Когда дети уснули, он вышел на палубу и, опершись на перила, стал смотреть на светящееся море.
В то время как он стоял, прислонившись к перилам, в голове его проносились мысли о «добром старом времени». Его собственный рассказ об юродивом разбудил эти воспоминания, и за ширью соленых морей ему мерещился лунный свет на Коннемарских холмах и слышался крик чаек на бурном берегу, где за каждой волной тянется три тысячи миль моря.
Вдруг Беттон возвратился из Коннемара, чтобы очутиться на палубе "Шенандоа", и им мгновенно овладел суеверный страх. Что, если из-за двери камбуза вдруг выглянет голова, или, еще того хуже, в нес войдет призрачная тень?..
Он поспешил обратно в капитанскую каюту, где вскоре заснул рядом с детьми, в то время как бриг всю ночь покачивался на мягкой зыби Тихого океана, а ветерок тихо веял, неся с собой залах цветов…
Когда, после полуночи, туман рассеялся, люди с первого баркаса увидали второй, на полмили к штирборту.
— Вы видите шлюпку? — спросил Лестрэндж у капитана, который встал на ноги, осматривая горизонт.
— Ни следа! — ответил Лефарж. — Будь проклят этот ирландец! Когда бы не он, я успел бы как следует снабдить лодки провизией; а теперь не знаю даже, что у нас есть. Что у вас там на носу, Дженкинс?
— Два мешка хлеба и бочонок воды, — сказал тот.
— Какой там бочонок! — перебил другой голос. — Ты хочешь сказать, полбочонка!
— И то правда, — согласился Дженкинс, — наберется не больше двух галлонов.
— Будь проклят этот ирландец! — вновь вскричал Лефарж.
— Еле хватит по полковшика на душу, — заметал Дженкинс.
— Быть может, второй баркас успел лучше запастись. — продолжал Лефарж, — пойдем к нему.
— Он сам идет к нам, — сказал загребной.
— Капитан, — снова спросил Лестрэндж, — вы уверены, что не видите шлюпки?
— Ни малейшего признака, — повторил Лефарж.
Несчастный опустил голову на грудь.
Однако ему не пришлось долго раздумывать над своими заботами, так как вокруг него начинала разыгрываться одна из ужаснейших трагедий в летописях морской жизни.
Когда баркасы достаточно сблизились для оклика, на носу первого поднялся человек.