— По вкусу ли вам чай, сударыня? — бывало, спрашивает он; а Эммелина, делая вид, что потягивает из чашечки, неизменно отвечала: «Еще кусочек сахара, пожалуйста, мистер Беттон», на что следовал обычный комплимент: «Берите дюжину на доброе здоровье, и выкушайте еще чашечку».
После этого Эммелина перемывала чашки в воображаемой воде, складывала их обратно в коробку, и все, распрощавшись со светскими манерами, снова становились самими собой.
— Видал ты когда-нибудь свое имя, Падди? — спросил в одно прекрасное утро Дик.
— Свое что?
— Свое имя…
— Не задавай ты мне вопросов, — отвечал тот. — С какого чёрта могу я увидеть свое имя?
— Подожди, увидишь, — сказал Дик.
Он сбегал за хворостиной, и минуту спустя на белой поверхности песка торжественно выступили буквы.
— Ну, и молодец же ты мальчик, — с восхищением воскликнул Беттон. — Так вот оно, мое имя! А какие же в нем буквы?
Дик перечислил их.
— Я тебя тоже научу писать твое имя, Падди, — сказал он. — Хочешь, Падди? Хочешь писать свое имя?
— Нет, — возразил тот, который только и хотел, что в покое курить свою трубку, — на что мне оно?
Но от Дика не так-то легко было отделаться, и злополучному Беттону пришлось волей-неволей учиться грамоте. Через несколько дней он с грехом пополам научился изображать нечто в роде произведения Дика, при чем Дик и Эммелина наблюдали за ним с обеих сторон, замирая от страха, как бы он не ошибся.
— Так, что ли? — спрашивался грамотей, отирая пот со лба — Да поскорей же! сил моих нет!
— Так, так, хорошо!.. Ой-ой, криво пошел — нет, теперь ладно! Ура!
— Ура! — отзывался ученик, махая старой шляпой. — Ура! — откликались пальмовые рощи. А" далекий хохот чаек также звучал похвалой и поощрением.
Нет большего удовольствия для детей, чем учить старших. Это почувствовала и Эммелина. В один прекрасный день она робко взяла на себя роль профессора географии, первоначально всунув ручонку в мозолистую руку старого друга.
— Знаете что, Беттон. а я ведь знаю географию.
— А это что за штука? — спросил Беттон.
На миг она опешила.
— Это… где разные места, — пояснила она, наконец, — Хотите учиться географии, Беттон?
— Не очень-то я охоч до учения — поспешно заявил тот — В голове шумит от книжной науки.
— Падди. — начал, в свою очередь, Дик, — посмотри-ка сюда.
— На песке появилась следующая фигура:
— Это слон, — добавил он неуверенным тоном. Беттон издал неопределенное мычание. Дик с печалью стер своего слона, а Эммелина повесила нос. Вдруг она оживилась: лицо ее осветилось свойственной ей ангельской улыбкой.
— Дик, — сказала она, — нарисуй Генриха Восьмого.