Тощий делает последнюю затяжку и щелчком отправляет бычок в мою сторону. Окурок прилетает прямо мне в плечо.
– Да заткни ты его, сука долбаная! Дай ему пожрать, пусть замолкнет! – он с прихрюкиванием затягивает содержимое своего носа себе в глотку и схаркивает в сторону.
Я же в это время наматываю капроновую бельевую веревку себе на руки. Она тихо поскрипывает на мокрых кожаных перчатках. Тело, стоящее передо мной, разворачивается по направлению к дому. Зря: к хищнику нельзя становиться спиной. Делаю глубокий вдох, слышу, как стучит мое сердце. Два резких шага вперед, мгновенные, как вспышка света. Удавка накинута на шею, рывок на себя. Он невольно всхрапывает. Упираюсь коленом в его хребет, капрон впивается в кисти, недавно порезанная ладонь начинает гореть. Он беспомощно мотает руками, пытается вырваться. Умирать не хочется никому – даже такой падали. Валю его на землю. Он еще какое-то время беспомощно дергается и затихает. Все, с ним покончено. Сижу на корточках рядом с телом, по спине течет пот. Снимаю перчатку, порезанная рука болит, из-под бинта сочится кровь. Это плохо. Очень плохо. Нужно быть аккуратнее. Но ничего: усиливающийся дождь смоет следы.
– Ромка! Дебил! Ты где есть-то?! – из дверного проема показывается второе пьяное тело.
– Ща буду! – ору ей в ответ, подражая мертвецу.
Сплевываю на ее мужа и быстрой походкой направляюсь к ней. Она всматривается в темноту и вскоре различает стремительно приближающийся к ней черный силуэт.
– Ты кто такой?!
– Справедливость!
Кулак влетает в опухшее от пьянки лицо. Ее ноги отрываются от пола, и она с грохотом валится в коридор. В соседней комнате кричит ребенок. Кричит тихо, я бы сказал, утомленно. Закрываю за собой дверь на замок и затаскиваю паскуду на кухню. Привязываю к стулу, скотчем заматываю рот. Перевожу дух. Иду на детский голос медленно, не спеша. Повсюду валяются бутылки, тряпки, старая обувь и газеты. В нос бьет отвратительный затхлый запах. Останавливаюсь в небольшой темной комнате. Ребенка я больше не слышу. Кое-как нахожу выключатель. Свет тусклый, но я отчетливо вижу забившееся в угол маленькое тельце. Илья, худенький мальчонка с темными выразительными глазами, смотрит на меня недетским взглядом, прожигает насквозь. Сажусь на корточки, протягиваю ребенку руку.
– Папа! Папа! Смотри! – ладошка сына раскрывается, и в ней лежит черный камушек.
– И что это?
– Паук, папа! Паук! – он весело хохочет и бежит прочь, Кристина мило улыбается.
Я дергаюсь от прикосновения, прихожу в себя. Илья стоит передо мной. Улыбаюсь ему. Наверное, напугал парня. Хотя нет, такого не напугаешь. За свою короткую жизнь он повидал побольше моего.