– Хочу тебя разочаровать: мне не нужны твои бумажки! Мне нужен ты! – бью его по затылку, и он отключается.
Когда Иосиф Давыдович приходит в себя, его руки и ноги стянуты пластиковыми хомутами. В темноте багажника ему трудно удержаться от паники и каждый раз, когда машина тормозит на светофорах, его охватывает страх, кислотой разъедающий душу. Автомобиль замедляет ход, несчастный снова напрягается, вслушиваясь, как шуршат шины по гравию. Щелкает замок, и свет фонаря ослепляет бедолагу. От боли в глазах он жмурится. Свежий и прохладный воздух врывается в душный багажник, и Цукерман жадно вдыхает его.
– Перед смертью не надышишься. Хорошо доехал? – вижу, как он съежился, вижу, как его тело вжалось вглубь. – Страшно тебе? Понимаю. Ты даже представить себе не можешь, как я тебя понимаю.
Он что-то мычит сквозь кляп, но разобрать трудно. Ругается, наверное, а может, просит отпустить. Пес его знает.
– Ладно, не мычи. Побереги силы, они тебе еще пригодятся.
Достаю из ножен охотничий нож, замираю над пленником, предупреждаю о том, чтобы он не дергался, и перерезаю хомут у него на ногах. Адвокат облегченно стонет и вытягивает ноги.
– Давай вылезай.
Цукерман с трудом пытается сесть, все его тело затекло. Подставляю нож к его горлу. Он вытягивает шею вверх, как суслик, который становится на задние лапки, чтобы посмотреть, что там вдалеке.
– Медленно и без глупостей. И не сомневайся ни секунды: моя рука не дрогнет.
В его глазах читаются страх и ненависть. Он отрывисто дышит, вращает глазами, хочет сориентироваться и понять, куда его привезли.
– Смотри-смотри, – усмехаюсь я.
Когда-то это было колхозом. Теперь тут только одиноко стоящие обветшавшие коровники и примыкающие к ним хозяйственные постройки. Машина находится посреди огромного пустыря, который уходит за горизонт.
– Можешь орать, сколько тебе вздумается: никто тебя здесь не услышит. А теперь шагай, – вытаскиваю кляп, и он жадно тянет воздух сквозь зубы.
– Я не понимаю…
Я тут же вколачиваю ему ногой в грудь. Адвокат бьется головой о крышку багажника, снова заваливается внутрь и начинает стонать.
– Заткнись. Доставай уже свой зад и шуруй вперед! Еще раз пасть откроешь без надобности, прирежу прямо тут!
Он кое-как начинает подниматься. Меня переполняет ярость. Хватаю его за шиворот и вытаскиваю из багажника. Он шлепается на щебенку, сдирая с лица кожу. Тащу его вперед к заброшенному зданию, будто паршивого кота. Он спотыкается, падает. Пинками заставляю его подняться. Так продолжается до тех пор, пока мы не оказываемся внутри, где все уже готово для нашего визита. Толкаю его на стул.