Клеменз молча вернулся и снова сел на стул. Казалось, он вдруг постарел. Так на глазах стареет человек, только что понесший безвозвратную потерю. Эндрюз внимательно следил за гостем.
— С вами я всегда был предельно откровенен. Думаю, я поступал правильно, особенно если учесть специфику нашего положения. Поэтому мне кажется, что вы не будете особенно удивлены или огорчены, если я признаюсь, что не испытываю к вам ни малейшей симпатии.
— Да, — очень тихо и невыразительным тоном пробормотал Клеменз. — Это меня не удивляет.
— Я не испытываю к вам никакой симпатии, — повторил начальник колонии, — потому что вы непредсказуемы в своих поступках и суждениях, дерзки и, возможно, даже опасны. Вы получили известное образование и, без сомнения, от природы наделены немалым интеллектом, что делает вас намного опаснее обычного заключенного. Вы ставите под сомнение буквально все и слишком много времени проводите в одиночестве, а это плохой признак. Я много лет работаю с заключенными и накопил немалый опыт, так что знаю, о чем говорю и чего мне следует опасаться. Обычный заключенный способен взбунтоваться, иногда даже может убить товарища, но самые серьезные проблемы создают внешне тихие, но умные враги. — Эндрюз с минуту помолчал, размышляя. — Как бы то ни было, вас назначили на этот пост, и мне приходится с вами мириться. Я лишь хотел бы, чтобы вы знали: будь моя воля и не нуждайся я в медике, ни за что не допустил бы вас к колонии ближе, чем на несколько световых лет.
— Я вам очень признателен.
— Клеменз, вы не могли бы придумать что-нибудь более оригинальное? Что-нибудь совсем новенькое? Попробуйте, например, направить вашу язвительность против самого себя. — Эндрюз поудобней устроился в кресле. — А теперь я хотел бы еще раз задать вам все тот же вопрос. Как человек, равный вам по интеллекту. Как человек, который вам не нравится, но которого вы уважаете. Как официальное лицо, которое в конечном счете отвечает за безопасность и спокойствие каждого жителя планеты, в том числе и ваше. Известно ли вам что-либо, что не мешало бы знать и мне?
— О чем?
Эндрюз про себя досчитал до пяти, потом заставил себя улыбнуться.
— Об этой женщине. Перестаньте играть со мной в кошки-мышки. Кажется, я достаточно четко обрисовал свою позицию, как личную, так и официальную — как начальника колонии.
— Почему вы полагаете, что мне известно о Рипли больше, чем вам?
— Потому что вы проводите с ней все свободное время. Я подозреваю, что при этом вами руководит не только долг врача. Уж слишком много внимания вы ей уделяете, а это не очень-то вяжется с вашими личными качествами. Вы сами говорили, что она вполне здорова и не нуждается во врачебной помощи. Или вы считаете, что я слеп? Я бы давно лишился этого поста, если бы не умел замечать малейшие отклонения от нормы, не правда ли? — И Эндрюз пробормотал вполголоса: — Отклонения от нормы у ненормальных.