— Там… понимаете, туда очень сложно добраться. Мы и сами — жители Ринт-Крука — знаем об этом месте лишь теоретически. Там, вроде бы, живут монахи, но чем именно занимаются, кому молятся, нам неизвестно. Говорят, что, если на холм попробует взойти незваный гость, духи холма Тин запутают ему дорогу, хотя — опять же только теоретически, так как я сам не ходил — к монастырю ведет лишь одна дорога.
— Туда можно доехать?
— Доехать? Нет, что Вы. Только пешком, причем очень высоко. Тин-До — самый высокий холм в округе. А как, простите, Вы про него узнали?
Не удержался, спросил — пересилило любопытство.
— Рассказал кто-то. Не помню.
Белинда смотрела на пластиковый коврик-салфетку под тарелками — водила по той коротким ногтем. Рассказывать Дэнни про свои галлюцинации она не собиралась.
— А до самого холма далеко?
Полутемная комната, запах супа; качнулась на окне занавеска.
— Четырнадцать километров примерно. А оттуда тропа в гору.
— Высоко в гору?
— Да, высоко.
— Дэнни, Вы ведь хотели мне помочь? — администратор смотрел на нее с сочувствием и упреком одновременно — мол, хотел, но теперь Вы меня практически подставляете. — Вы можете найти того, кто довезет меня до холма? И помочь собрать в дорогу еду. Я заплачу.
Он печально кивнул. Затем отрицательно покачал головой:
— Платить не надо — я ведь перед Вами виноват.
— Вы не виноваты.
Дэнни ее не слышал:
— Таксист — мой знакомый. Он вас довезет. Белинда… Лин — могу я Вас так называть? Вы ведь понимаете, что ждать он…
«Не будет».
— А ждать меня и не нужно.
— Но Вы не сможете оттуда позвонить — на том холме нет связи. Не сможете вызвать такси, не сможете… вернуться.
Она смотрела не на него — мимо него. Молчала долго, затем произнесла без вызова, но и без сожаления — тихо, ровно:
— А я и не собираюсь возвращаться.
* * *
Мира и Мор.
Где-то далеко.
— Люди одинаковы во всех мирах. Злы.
Они застыли в углу темной комнаты. Горел на столе ночник, высвечивал на потолке витые тени от люстры и решетку от перил в детской кроватке. Лежала на диване бабушка, молодая мать качала на руках ребенка — качала уже долго, устала. Сын, когда его клали в кроватку, лишаясь ощущения тепла материнских рук, принимался хныкать — приходилось укачивать вновь.
— Они не злы, мор. Они просто устали.
— Разве это дает им право на злобу?
— Это страхи. А там, где страхи, любовь иссякает.
— Их страхи порождают их же собственное бессердечие. Люди везде одинаковы.
Принялась надрывно мяукать в коридоре кошка; бабушка обреченно вздохнула, молодая мать раздраженно поджала губы. Кошке хотелось на волю — хотелось свободы, гуляний, котов. Гормоны.