— Но ведь тогда ты стала бы не идеальной, как сейчас. Вновь шла бы путем страданий, лишений, переживаний, с горечью переживала бы беды, терпела обидные слова, разочарования, невзгоды. В какой-то момент потеряла бы над собой контроль, скатилась бы в эмоциональный раздрай, депрессию, уныние, поддалась бы панике. Занялась бы самобичеванием, возможно, покончила бы жизнь самоубийством.
— И что?
— Как что? Не страшно?
— Нет.
— Но почему?
Он действительно не понимал — почему?
Она улыбнулась.
— Потому что во всем есть свет и оборотная сторона.
— В тяжелых уроках?
— Бесценный опыт.
— В потере родных и близких?
— Возможность научиться приятию реальности такой, какова она есть.
— Не устала бы от бесконечных поисков себя?
— Возможно, устала бы. Но ведь и в печали, и в грусти есть любовь.
— Да какая к черту любовь?
— Любовь есть во всем, просто люди не всегда это замечают. Если принять все, что есть вокруг таким, каково оно есть, тогда жизнь перестает тяготить. Тогда учишься просто чувствовать ее, наслаждаться, быть ей — жизнью.
— Принять себя — неидеального?
— И в этом существует красота. В твоей уникальности, а уникальность никто не отберет.
— Ты… больная.
— Я просто не такая, как ты.
— А матерью? — Мор попробовал надавить «на больное». — Ты никогда не хотела стать матерью?
И на него взглянули ласковые темные глаза — глаза без упрека и осуждения.
— Я и есть мать, Мор. Я ведь Любовь, а из Любви состоит все живое — животные, растения, люди. Все. И все живое — мои дети.
— А я — живой?
— Живой.
— Значит, и я твой ребенок?
— Ты — продолжение меня. Моя обратная сторона.
Мужчина в кресле раздраженно фыркнул.
— Звучит некрасиво. Как будто ты задница, а я дырка от задницы.
И Мира рассмеялась. От ее смеха зацвели на обоях синие колокольчики, высунулась из часов кукушка, заискрилась бликами кухонная утварь.
— Пошли пить чай, мистер дырка?
— Сама… — он не посмел произнести «дырка». Он смотрел на нее с ненавистью влюбленными глазами. Он страстно желал быть где-то еще, но почему-то пребывал здесь. Он мечтал об алкоголе, но почему-то снова согласился на чай.
— Только, чур, мне с медовым ароматом, листьями брусники и золотыми пылинками чабреца.
Ему согласно кивнули с дивана.