— А тебе? — спросил Климов. — Мое лицо тебе нравится?
— Лицо как лицо. Страшное и наглое. Отойди, не мешай дело делать.
— А ты близорукая, да? Посмотри на меня внимательнее.
— Ох, и надоел же ты мне! — сказала Люся и ушла на кухню.
— Я ей надоел! — сказал Климов двери. — Нет, вы поглядите, я ей надоел! Пришла непрошено, ведет себя, как хозяйка, да еще и шпыняет меня, как мальчишку. Ну, не свинья ли?
— Свинья, — охотно согласился сосед.
— А ты не лезь в чужие дела! — пригрозил Климов. — И без тебя тошно.
— Должен же я с кем-то разговаривать, — возразил сосед. — Мне, может, скучно.
— А ты полетай, — предложил Климов. — За облаками. Там чудная погода. Только оденься потеплее и по сторонам гляди.
— Злопамятный ты, — вздохнул тот. — Весь в меня. И не боишься совсем. Десять казней на тебя нашлю.
— Знаю твои казни. Тьму египетскую ты коротким замыканием заменишь, вместо саранчи клопов нашлешь, и все остальное так же. Не казни, а козни. Мельчает бог, ох мельчает! И в кого превратился? В склочного соседа по коммуналке. Позор!
— С кем не бывает, — скорбно сказал сосед. — Все изменяется. На то и диалектика. Ты ведь тоже изменяешься.
— Самоутверждаюсь.
— Вот-вот. Самоутверждение у слабых людей всегда начинается с унижения других. На большее ты и не способен.
— Способен. Я буду драться. Хватит лежать и ныть в тряпочку.
— Ангел резвый, веселый, кудрявый, не пора ли мужчиною стать? — неожиданно пропел фальцетом сосед.
— Не искажай цитаты, — сказал Климов. — Ты сам хотел этого.
— Хотел, да расхотел. Ты ведь знаешь, я все назло делаю. Такой уж у меня характер.
— Сам же унижаешь других. Слабак ты, а не бог.
— Сосед я твой, — вздохнул тот. — Всего-навсего. Сколько тебе об этом твердить? Заладил одно: бог да бог. Ты вот только помощи у меня просишь, а сам ни разу не поинтересовался, может, и я в ней нуждаюсь. Может, я старый, больной, одинокий? Может, у меня ревматизм застарелый и камни в почках? Может, мне стакан воды подать некому? Ты привык, что о тебе заботятся, а сам о других не умеешь. Поучись сначала, а потом уже самоутверждайся.
— Ты мне ничего о себе не рассказывал. Я помогу, если надо.
— А зачем обременять других своими бедами? У всех своего горя хватает. Ты лезешь со своим, а чужого не видишь и знать не хочешь. Нет, Климов, рано тебе еще мужчиною становиться. Ты еще так, недоделок.
— Ладно тебе, — махнул рукой Климов. — Только ругать и умеешь.
— Был бы я твоей женой, — сказал сосед, — я бы тебя еще раз бросил. Только подальше и побольнее. Мне тебя не жалко.
— Тогда и мне тебя, — ответил Климов и включил погромче радио.