– Ne résiste pas, – сказал по-французски один из пассажиров. – Ne sera pas malade.
– Sois tendre avec moi et à toi ne sera pas malade, – оказывается, не зря Милка, лежа в Марсельской больнице, училась языку у французского врача.
Наёмник застыл, не ожидая услышать в ответ родную речь, но второй уже выдернул лёгкое тело девушки из машины и усадил в кресло-каталку.
– Держи её! – прозвучал за спиной Миледи приказ, и наёмник рукой прижал её к спинке кресла.
Инъекционный пистолет уколом обжёг шею, и девушка почувствовала, как всё тело стало тяжёлым и непослушным. Однако сознания она не потеряла, поэтому могла наблюдать за людьми, слушая их разговоры на французском языке.
– Она твоя, целая и невредимая… – сказал первый наёмник. – Забирай. Нам надо спешить.
– Да, скоро будет буря, надо успеть в лагерь, – подхватил второй.
– Вы мне предлагаете самому её везти?
– Не сломаешься, довезёшь!
– Ну, знаешь! – крикнул кто-то, стоявший за спиной Милки, уже садившимся в машину конвоирам. – Вас, наёмников, в Зоне хватает! Можем и другим платить.
– Не можете, – в окно высунулась голова. – Договор подписан на год!
– Пошёл ты… – ругательство на чистом русском языке заглушил шум подъёмника.
И тут кресло с Милкой резко крутанули, да так, что её голова запрокинулась, и теперь она видела только потолок. Спустя некоторое время они остановились. Зашумел какой-то механизм, что-то сдвинулось с металлическим призвуком, послышался щелчок. Милену повезли дальше, и она заметила массивную дверь между подземным гаражом и основными помещениями.
Бетонные стены сменились глазурью кафельной плитки, уходящей под уклон. Длинные потолочные светильники горели через один. От скуки Милка начала их считать, но сбилась после третьего десятка. В голове вертелись вопросы: «Зачем? Куда? Кто? Для чего?».
Вновь остановились. Девушка услышала шум движущегося лифта. Потом – мягкий звук открывающихся дверей. Её завезли внутрь. Двери сомкнулись, кабина вздрогнула, пришла в движение и медленно поехала вниз. Через несколько секунд процесс повторился, и под колёсами Милкиного кресла снова застучали стыки между плитками. Ещё шаги, много шагов эхом закружилось вокруг. Какофония резко прекратилась, когда девушку завезли в ярко освещённую комнату с белым потолком и закрыли дверь. Затем без церемоний разрезали пластиковые наручники, причиняя ей при этом сильную боль, и поправили голову. Она хотела было огрызнуться, но язык до сих пор не слушался.
По мере того как глаза привыкали к яркому искусственному свету, Милена поняла, что находится в медицинском заведении. Об этом говорили ощущение стерильности, стойкий запах хлорки и высокий стеклянный шкаф с полками, заставленными сосудами с заспиртованными эмбрионами. Засмотревшись на них, Мила не сразу заметила хозяина кабинета, сидевшего за столом и заполняющего какие-то бумаги.