Бред. Кто ж работал-то, интересно, пока все по школам штаны протирали? Эдак и с голоду помереть недолго.
«Работали взрослые, – поддернув вечно сползающие очки, разъяснила Рэду Люля, бункерная педагогиня, адаптами горячо и дружно ненавидимая. – Сколько можно повторять?.. До того, как все случилось, дети учились в школе и слушались старших! Это было их основной обязанностью. Понятно?»
«Понятно», – пробурчал Рэд.
Хотя ни хрена он не понял. Неужели взрослых было так много, что детям можно было вообще не работать?
По словам Люли, тогда почти у каждого ребенка было целых два собственных взрослых: мать и отец. И Герман этот удивительный факт подтверждал. Но, по прикидкам Рэда, че-то до фига тогда народу получалось. Где ж они помещались-то все, интересно?.. И откуда столько еды брали?..
Но задавать вопросы он благоразумно не стал – и так со всех сторон шикали. Если Люля сейчас в раж войдет, да понесет свою нудятину – из класса и после звонка не сбежишь, сиди-слушай дуру эту.
С ее слов выходило, что раньше не только жизнь была другая, но и дети – другие. Умные, воспитанные, читать-считать любили – загляденье, хоть в рамку вставляй! А адапты учебу терпеть не могли. В Бункер Герман их силой выпихивал.
Пашка – из старших – рассказывал, что это Евгеньич командира науськал. Раньше Герман ни с какой учебой к ним не лез, а потом ему старый хрен по ушам поездил – как же так, дети растут неграмотными! – ну, командир и велел тем, кто постарше, в Бункер тащиться. Лично отвез, посмотрел, где будут жить. Наказал учиться и Евгеньича слушаться. Через месяц, сказал, навестит.
Но так уж вышло, что увиделись подопечные с Германом раньше, чем через месяц. Учеба у адаптов не задалась.
***
Нет – уроки еще можно было пережить.
Но после каждого урока полагалась перемена. И потом, когда отпустят, и все, что задано, сделаешь – свободное время. И что, спрашивается, в это свободное, мать его, время делать-то?
Дома они играли в хоккей – на траве, лед в новом мире уцелел только в воспоминаниях. Герман сам разбивал ребят на команды, сам тренировал. Подрастая, они даже по спальням стали селиться командами, так удобнее было. Клюшки себе делали сами, по росту. Чувствуешь, что клюшка стала мала – значит, вырос, пора мастерить новую.
А в Бункер клюшки не взяли, ни один не догадался. Почему – понятно, собирались-то по-взрослому, как в поход. А в походе, известное дело, не до игрушек! Кто ж знал, что тут тебе и перемены, и свободное, мать его, время?
Причем, что самое обидное, возле Бункера имелся стадион – самый настоящий, с малость заросшими, но все еще ровными площадками. Их туда каждую ночь после уроков выпускали «гулять».