– А можно ты теперь предусмотрительно свернешь обратно? – раздраженно спросил Генри. Он так вымотался, что красотой его было не впечатлить. – Куроед о состоянии дорог не думал, а у нас три дня, чтобы добраться до места.
– Если устал, так и скажи.
Генри покачал головой. Отец учил его никогда не признавать своих слабостей.
– Ну, раз ты такой бодрый, милостиво позволяю тебе ехать первым, – сказал Эдвард и посторонился, довольный тем, как вышел из положения.
Деревья вокруг разгорались все ярче, воздух нагревался. Эдвард позади что-то говорил про сказки об этом лесе, но Генри его не слушал – он был слишком занят тем, чтобы держать северо-восточное направление без солнца, мха на деревьях и любых других признаков, по которым можно определить стороны света.
Судя по карте, этот странный лес должен был давно уже остаться справа, но то ли он за триста лет тоже изменился, то ли Генри все-таки сбился, – сияющих деревьев вокруг становилось только больше.
– Если ты устал, можем заночевать тут, зверей вроде нет, – на пробу сказал Генри, когда ночь сгустилась окончательно и цветы загорелись в полную силу.
– Я? Ничуть, – фыркнул Эдвард. – Ты прав: чем больше проедем, тем быстрее доберемся до цели.
Какое-то время они ехали молча. Генри радовался тому, что вообще перестал чувствовать собственные ноги, а Эдвард позади него озирался, глупо приоткрыв рот. Сияющие деревья окончательно вытеснили обычных собратьев – вокруг светились тысячи огней, и в их свете кора и листья деревьев казались серебряными. Генри вдруг стало любопытно, как устроены эти деревья, и он отломил маленькую ветку с цветком.
В ту же секунду свет вокруг потускнел, откуда-то налетел сухой пыльный ветер, а с ним – бабочки. Генри обернулся к Эдварду, и тот, увидев в его руке ветку, застонал.
– Чем ты слушал? – прошипел он. – Я же сказал, тут нельзя ничего трогать! Эти деревья живут вечно, новые ветки у них не отрастают! Странника ради, как можно быть таким идиотом? Нам конец.
– Ага, конечно. Бабочки съедят? – фыркнул Генри, хотя сердце у него противно сжалось.
Бабочек действительно становилось все больше, они кружили среди деревьев, как опавшие листья, подхваченные ветром. А потом разом стянулись в одно место, каждая замерла в воздухе, мелко хлопая крыльями, и Генри понял, что все вместе они теперь составляют огромное лицо с дырами вместо глаз и рта.
Генри показалось, что все его внутренности подернулись коркой льда, но все равно он не смог отказать себе в удовольствии взглянуть на Эдварда и убедиться, что тот позеленел и вытаращил глаза, как лягушка. А лицо тем временем открыло рот и с усилием произнесло: