Проснулся он от того, что на лицо ему лили воду. Она попала в нос, Генри вдохнул и закашлялся, отплевываясь.
– Я уж думал, ты ноги протянул, – сказал Эдвард, убирая флягу. – Хотя вряд ли я бы от этой новости заплакал.
– Нечего расходовать воду, – прохрипел Генри. Судя по солнцу, он проспал меньше часа. – Мог просто ткнуть меня сапогом.
– Да я все ноги об тебя отбил. И руки. И сорвал голос. В спячку тебя, видимо, медведи учили впадать, – проворчал Эдвард и отошел, довольный собственной шуткой.
Под деревом он уже успел разложить еду и посуду – так, словно думал, что он все еще во дворце. Генри достал из своей сумки вяленое мясо и начал жевать, изо всех сил пытаясь держать глаза открытыми.
– Не мог бы ты отсесть подальше? – спросил Эдвард. – А то такое чувство, будто у меня над ухом дикий зверь раздирает добычу.
Генри уставился на него, не вынимая изо рта кусок мяса. Эдвард ел курицу ножом и вилкой, положив на колени тарелку и ткань с кружевным краем. Вот это действительно выглядело дико, и Генри сел с другой стороны дерева, чтобы не смотреть. Он догрыз мясо и заел его какими-то сушеными фруктами из дворца, поневоле прислушиваясь к тому, что происходит за спиной. Там было так тихо, что Генри высунул голову, чтобы убедиться, что Эдвард не сбежал, – но тот продолжал есть, только почему-то совершенно бесшумно. Увидев, что Генри таращится на него, Эдвард тут же скривился.
– Лицо вытри. Да не рукавом! – рявкнул он и, скомкав кружевную ткань у себя на коленях, швырнул ее в Генри.
Тот поймал ее на лету – и вдруг в голове его ярко, до боли, вспыхнуло слово, которого он никогда раньше не слышал.
– Салфетка, – выдохнул он.
Генри разглядел кусок ткани со всех сторон. Он никогда бы не поверил, что люди используют такую красоту за едой, но какое-то смутное воспоминание говорило ему: кружева – это не обязательно, салфетками пользуются не только богатые.
Забыв про еду, он крутил салфетку в руках, пока в голове не всплыло что-то еще. Он сложил ткань несколько раз, перегнул, вывернул – и получилось что-то вроде неуклюжего цветка с четырьмя лепестками.
– Вот это – зимняя звезда, – выдохнул он, поглаживая ткань.
Эдвард смотрел на него так, будто всерьез полагал, что Генри сошел с ума.
– Ну да, так складывают салфетки на Зимний день. В любом доме, насколько я знаю. Это традиция. Я понятия не имел, что у этого узла еще и название есть, – сдержанно проговорил Эдвард. – А теперь, может, перестанешь играть с салфеткой?
Генри не двинулся. У них с отцом не было салфеток, они не праздновали Зимний день, но он откуда-то знал то, чего не знал даже принц. «Тайна в твоем прошлом, – сказала Секретница. – Может быть, ты кого-то убил? Ты разрушитель, чего еще от тебя ждать?»