На стук никто не выходил. Петька распалился еще больше, забарабанил в стекло. К окну подошел Лука, спросил через глухую двойную раму:
— Чего надо?
Петька закричал в ответ:
— Отвори, растуды твою, мироед проклятый!
— Ты чего, — рассмеялся Лука, — с утра нажрался, али со вчерашнего не проспался? Чего орешь?
— Отвори, а то худо будет.
— Ты, поди, к Фроське? — спросил Лука. — Нету ее дома, не знаю где.
Лука отошел от окна. Петька постоял немного, плюнул и пошел дальше по деревне. Ветер был встречный, гнал вдоль заборов верткие, белые змейки, бросал острый снег в лицо. Идти было холодно, людей на улице никого, словно все вымерли. В похмельной голове с острым, противным звоном перекатывался какой-то шарик — от одного уха к другому... Шагать против метели тяжело, да и некуда. Петька повернул к ветру спиной, постоял и поплелся обратно. У избы Луки замедлил шаги, не зная, постучать еще раз или нет. «А на что мне Фроська? — подумал вдруг Петька. — Посижу в тепле, отогреюсь. Вон какая пурга, хороший хозяин собаку на улицу не выгонит... Ничего не будет, ежели просто так зайду. — Тут пришла новая мысль: — Зайду, обожду Фроську. Давно мы с ней по-хорошему не разговаривали».
Петька побрякал у калитки кольцом. Лука отворил, увидел его, загородил дорогу.
— Сказано, катись своей дорогой. Не пущу... Кому охота слухать, как ты лаешься...
— Ну, чего ты, Лука Кузьмич, — просительно проговорил Петька. — Холодно же...
— Холодно, иди домой, — проворчал Лука, все же впуская Петьку во двор. — Нечего по селу шляндать. Знаю тебя — только влезешь в избу, самогонки затребуешь.
— Не, мне огуречного рассолу, — уже скинув полушубок, засмеялся Петька. — Ну, паря, у тебя и натоплено...
— Жар костей не ломит. А ты помалкивай, скажу вот Фроське, что до Катьки бегаешь. Эва, присластился... Донесу, что неумственную снасильничал, как раз в тюрьму угодишь...
— Ну, дядя Лука, пошто стращаешь... Налей лучше стаканчик.
— Откуда мне взять? Ты вчерась последнюю выхлебал.
— Врешь, контра паскудная! — закричал Петька. — Кишки выпущу!
— Окромя ругани от тебя слова не услышишь. Назови тятей, пошарю, может, маленько осталось...
— Подавай выпивку, гнида тифозная! — Петька стукнул кулаком по столу. — Подавай, а то так обзову — закрестишься.
— Нету выпивки, Петр Егорыч, — вздохнул Лука.
Петька скривил губы, посидел молча. Внутри у него все горело. Проговорил, не поднимая глаз:
— Налей маленько... тятя.
Лука усмехнулся, вышел во двор, вернулся из завозни с бутылкой.
— Коли ко мне ласково, и я по доброму. Выпей, зятек.
...Вечером, когда Фрося пришла домой, она услышала, как за перегородкой пьяный Петька кричал: