— Не знаю. Похоже, что из деревни. Отпустите меня, гражданин начальник...
— Ладно, — сказал Честных. — Я вас отпускаю, надо будет — вызовем.
Часовщик быстро захлопнул дверь, бегом бросился по коридору.
Честных закрыл глаза, попытался представить себе человека, который принес часовщику столько золота. Получилось что-то несерьезное: привиделся Василий Коротких. «Заработался я, устал... — подумал Честных. — Вот всякая чушь и лезет в голову. Надо пройтись, подышать свежим воздухом». Он запер кабинет, пошел к берегу Селенги, побродил там по глубокому снегу.
День был ясный, на небе — ни облачка, Селенга лежала широкая, белая, кое-где ветер смел с нее снег, там блестели синие полосы льда. По накатанной снежной дороге через реку медленно ползли друг за другом санные подводы — крестьяне везли на рынок продукты: мясо, укутанные теплыми дохами кули картошки, угловатые мешки мороженого молока. Бабы тащили в ведрах, в корзинах пахучую оранжевую облепиху — горожанам на кисели. Какой-то старик с мешком на спине путался в длинном тулупе, едва передвигал нескладные подшитые валенки — нес на рынок кедровые орехи — сибирское лакомство. Мимо Честных прошла пожилая бурятка с трубкой. Через плечо у нее болталась связка детских унтиков — здорово умеют буряты шить из овечьих шкур легкую, жаркую обувь. Молодой парень в меховом дэгэле провез гору березовых туесков с плотными крышками — наливай хоть холодное, хоть горячее — не вытечет. В туеске даже суп, говорят, можно сварить: будто наливают воду, кладут мяса, дикого лука — мангира, солят. Опускают туда чистые, раскаленные в костре камни, плотно закрывают крышку. На огонь ставить не надо: такой получается суп — объеденье...
Своим чередом текла привычная жизнь.
Лукерья сидела с Петром, ее лошадь лениво брела сзади: Петр привязал за телегу. Он что-то рассказывал, Лукерья слушала и половины не понимала: точно во сне. А Петр говорил и говорил... Лукерья время от времени будто пробуждалась, но вскоре опять задумывалась. Выходило, что Антонида знала про оружие. Ежели так, нельзя ей учительницей... Вспомнилось, как они вместе мечтали о хорошей жизни, какие складные слова говорила Антонида. Куда все подевалось, опутал ее Василий. Лукерья погнала от себя черные мысли: «Не пойдет она на предательство. Не такая она».
Лукерья обернулась. Сзади шла лошадь, кивала большой головой, будто соглашалась: не такая, не такая...
«Знала она про оружие, — снова подумала Лукерья. — Не могла не знать: муж ведь ей Коротких. Отца в тюрьму посадила. И про повешенных знает. С Василием они заодно...»