После бани они сидели за столом, Антонида неловко разливала чай, сдерживала слезы. Оба молчали.
— Ладно, — сказал отец, отодвигая стакан. — Не будем сегодня. Ни о чем пока не будем. Постели, устал я. Спать лягу. — Он потянулся. — Дома, в своей кровати...
Проснулся только утром. Долго ходил по двору, осматривал хозяйство. После сказал Антониде:
— Амбар проветри, затхлым воняет. — Немного помолчал, подумал: — Куда бы всю его скотину девать, зятька дорогого? Глаза на нее не глядят... Продать, пожалуй, а деньги ты отвезешь ему.
— Нет! — выкрикнула Антонида. — Не повезу!
Отец примирительно проговорил:
— Ну, ладно, ладно... Не повезешь, и не надо. Я не неволю... — И заговорил о другом: — Завтра косы буду отбивать, грабли починять — зубья повылетели. Крестьянством станем жить, дочка. Как все другие. А ты учительницей... Школу-то строят? Я бревна посулил отдать, кажется, увезли?
Школу построили к сроку, побелили, вымыли полы. Продавец Саша привез из города стекла, сам вставил — вот парень, на все руки! Мужики, бабы каждый день ходили глядеть, какое получилось здание. Ведеркин красил голубой краской наличники, низкий заборчик из тесаных узких дощечек. Мальчишки собирали вокруг стружки, щепу. Девчонки до нестерпимого сияния протирали окна. Школу было решено открыть первого сентября, через несколько дней.
Антонида относила по утрам ребенка к тетке Катерине, работала с отцом в поле — была горячая страдная пора. Никому непонятно, как они без чужой помощи управлялись со скотиной, с покосом, с жатвой. Будто отец сам доил коров, что ли... Он ругался, когда по старой памяти его величали поповским именем. Но как сразу переучишься: столько лет был отец Амвросий, а теперь вдруг — Николай Васильевич...
К тетке Катерине еще три соседки приносили ребятишек, дома за ними доглядеть некому, а работа не ждет — известно дело: кто летом проворен, тот зимой доволен. С Лушиным Егорушкой у нее каждый день собиралось пятеро малышей, тетка Катерина только успевай поворачиваться. От домашней работы совсем отбилась, все хозяйские хлопоты легли на Лушу и Фросю, а у тех и других забот хоть отбавляй. Спасибо еще фельдшерица Маша иногда пособляла. Как-то вечером, когда Антонида пришла за своим Коленькой, тетка Катерина вздохнула:
— Ладно, девка, что у меня душа добрая, да в суседях живем. Куда бы ты девала ребеночка-то? Да и вон еще голопузые ползают. Мало ли в селе ребятишек без всякого присмотра?
Лукерья, которая вошла с ведрами, повесила в сенях коромысло, неуверенно проговорила:
— Поставить бы светлую избу... Пущай туда со всего села таскают ребятишек. Харчи, конечно, кто сколько сможет... Еще какую бабушку попросить, тете Кате в напарницы — кашу там сварить, молоко погреть... Ловко будет, как думаете?