— Погоди, Иван, ты же внука моего не видел!
Принес в одеяле Коленьку.
— Вот здорово! — сердечно сказал гость. — Два Николая — старый да малый.
— Дочка! — весело позвал Антониду отец. — Давай еду, быстренько!
Антонида поставила на стол яичницу, с трудом принесла самовар, непослушными руками расставила посуду, села к окну.
— Ты чего прискакал? — спросил гостя отец.
— Без нужды не поехал бы... — неохотно ответил Машков. — Болею, избегаю лишних передвижений. У вас тут суд будет, меня вызвали.
— Да, суд... — Отец никак не мог подцепить вилкой яичницу, уронил на стол. — Суд, понимаешь... Такое дело.
«Ну, что же вы... — горько подумала Антонида. — Бейте... Кричите, что я заодно с ним... Продажная баба, тварь, полюбовница... Судить меня надо. Кричите...»
— Да... — Машков чуть оживился. — Машу Белову хочу повидать, фельдшерицу. Вот, стакан чаю выпью, навещу... То-то обрадуется! Она далеко живет?
— Рядом. — Отец тяжело поднялся со стула. — Вон домишко, из нашего окна видно. — Он поглядел на Машкова. — Ты знал этого Коротких?
— Встречался... — Машков допил чай, встал. — Знавал такого.
— Ночевать приходи, Антонида постелет, она у меня знаешь, какая хозяйственная, гостеприимная. Вечерком потолкуем.
Антонида проводила Машкова до дверей.
За школой, где в следующем году будет огород, поставили стол, покрыли его кумачом. За столом сидели судьи, в сторонке на некрашеной скамейке ссутулился Коротких. За спиной у него стояли два милиционера с винтовками.
Шагах в десяти от судейского стола сидели на траве приезжие из соседних деревень и улусов, свои сельчане, а кто и стоял, вплотную друг к другу.
Было тихо... Все с напряженным вниманием слушали обвинительное заключение. Пожилой человек читал его негромким, усталым голосом, а перед теми, кто слушал, наяву вставала осень и зима 1919 года, когда обезумевшие от ударов Красной Армии колчаковские банды в панике катились на восток, сеяли на своем пути смерть, оставляли за собой пожарища и развалины. Колчаковцы, семеновцы, американские, японские и еще какие-то интервенты превратили в страшную тюрьму Красные казармы в маленьком забайкальском городке Троицкосавске, возле самой границы с Монголией. Вдали от железной дороги. Там было собрано более тысячи заключенных...
— Семеновцы в Троицкосавске с первых дней жестоко уничтожали безвинных людей, — читал пожилой секретарь Политического народного суда. — С декабря 1919 года по 9 января 1920 года расстреляли и зарубили около тысячи человек.
Дальше шло описание преступлений Василия Коротких. Он сидел у всех на виду, прятал глаза от людей, от солнца.