Пришел, видать, твой смертный час, Василий Коротких... Не замолишь грехов, не выпросишь милости. Не убежишь: нету тебе лазейки... Неужто нету? А может, есть махонькая? Мозг работал четко и ясно... «Не оплошай, Васяга... Должна быть увертка, не проглядеть бы...»
— Чего размусоливать-то, — почти спокойно заговорил Василий. — В семеновском отряде был, у самого сотника Соломахи.
Он видел, как напряглись лица, напружинились руки у Егора и проклятущих его сынков...
Егор поднялся из-за стола, прежним веским голосом спросил:
— Оружие где?
«Не дрогнуть бы, не показать виду... Не заскулить бы бабьим визгливым голосом. Дай силу, господи...»
Василий не дрогнул.
— Под полом винтовка. Вон, под той половицей.
Бурят Димка встал, отворотил доску, вытащил винтовку, отдал Егору.
— Ну, сучий сын, исповедуйся, — глухим шепотом приказал Егор. — Все выкладывай, что на душе, что за душой.
— Скор ты больно, Егор, — насмешливо проговорил Василий, прикрывая веками глаза, чтобы спрятать свой страх. Он уже видел лазейку, маленькую мышиную щелку... Услышал всевышний чистую молитву.
— Поспешка, она блох ловить хороша. А тут... Я не убегу, не бойся. Слухай все кряду... Сам сказал, не торопно тебе.
Весеннее солнце било в тусклое окошко землянки. Одинокая ранняя муха звенела у стекла, ломала тонкие прозрачные крылья... Вокруг Василия сидели пять суровых, насупленных человек, непреклонных судей с добрыми крестьянскими лицами. Он стоял среди них, с виду беспомощный, жалкий, а внутри сильный, как зверь в пору смертельной опасности. Он боролся за жизнь.
В немой тишине однообразно звучал его усталый, надтреснутый голос. Василий рассказал, как со свояком Спиридоном Никитиным тайком пробрался в тайгу отсидеться, пока в родной деревне бесчинствуют белые. А где отсидишься, когда за каждой сосной по семеновцу? Попали в самое пекло... Пригнали их семеновцы в Троицкосавск, где в Красных казармах было полно арестантов. Спиридон Никитин озверел, стакался с сотниками — Соломахой да Зубовым.
— С Зубовым? — переспросил Егор.
— С Зубовым. И порешил я бежать оттедова, выказать красным все как есть. Душа не принимала того, что деялось...
— Врешь, сучье вымя!
— А не веришь, так и сказывать не стану.
— Ну, бреши, бреши...
Василий безошибочно разгадал по голосу Егора, что первое напряжение спало. Как мог простодушнее сказал:
— Под самый как есть новый год зарубил я сотника Зубова.
— Врешь! — заревел Егор. — Убью, коли не докажешь!
— Зарубил, — так же спокойно продолжал Василий, — и свой знак на поганце оставил. Пущай, мол, знают, кто убил.