Он вытащил из кармана грязную тряпку, стал гулко сморкаться. Парни за столом опустили головы.
Василий почувствовал, как по всему телу забегали мурашки, словно кто-то сразу щекотал его и колол иголками. Генка представился как живой...
Василий покачал головой:
— Нет. Не встречал.
Егор оперся о стол локтями, опустил на ладони большую голову и, уже не сдерживая слез, проговорил:
— Он с собакой был. С Грозным...
Василий вспомнил по-весеннему теплый день... Он сидел тогда на пеньке возле землянки. Вспомнил, как в тишине ухнули два винтовочных выстрела.
— Нет, — повторил он. — Не встречал.
И прямо поглядел на Егора. Тот отвернулся от его взгляда, удивленно сказал:
— Экие, паря, глаза у тебя... шалые.
Все подняли головы, во всех глазах — строгих и пытливых — Василий угадал один и тот же вопрос: «А что ты за человек? Кто? Какого поля ягода?»
Внутри у него стало худо, на переносице выступили мелкие капли пота. Он понял: сейчас Васины требуют, чтобы он рассказал о себе.
Еще не зная зачем, он встал со своего места — длинный, тощий, заросший свалявшимися космами, неуверенно проговорил: — А я прозываюсь по фамилии Коротких...
Васины переглянулись, словно что-то спросили друг у дружки. В землянке грохнул оглушительный хохот:
— Коротких! Ого-го-го! Коротких!
Василий ошалело поглядел на хохочущих, обиженно спросил:
— Чего ржете, жеребцы?
Первым пришел в себя Егор, строго глянул на своих сынков, объяснил с некоторой неловкостью:
— Не серчай, паря. Ты говоришь — Коротких, и сам вон какой продолговатый. Забавно, понимаешь... Ты не серчай.
Василий нутром почуял, что эта вспышка веселья отвела от него грозу. Настороженность, которая густым мороком собралась было в землянке, точно унесло ветром. Ловко получилось, что не стал ждать, когда спросят, заговорил сам...
— Валяй, Василий, обсказывай дальше, — уже совсем добродушно кивнул ему Егор.
Волчьим чутьем Коротких угадал, что второй такой минуты в жизни больше не будет... Вот они, судьи... Красные партизаны, большевики. Сошлись на одной тропе. Ну поглядим, кто кого...
— Чего объяснять-то? — уныло переспросил он. — Ведите за сарай, и дело с концом. В расход, одним словом.
— Ты чего брешешь? — удивленно поднял глаза Егор. — Ты толком давай.
Сынки примолкли, насупились...
— А то и есть, что надо меня к стенке. — Губы у Василия вроде улыбались, глаза расширились и не мигали. — Может, белый я...
Он потянулся к кружке, хотел отпить чаю, но только расплескал на стол: руки тряслись. Он убрал их на колени.
Васины молча сидели вокруг, ждали, что он еще скажет.
— Ты по порядку валяй, — очень тихо и веско проговорил, наконец, Егор. — А насчет стенки не торопи, не к спеху.