Амвросий отодвинул от себя рюмку, тяжело посмотрел на архиерея, мрачно выговорил:
— Не знаю я ваших дел, владыко. Сами сказали, хорошо, что не лезу в политику. Не поповское это занятие...
Архиерей положил тонкие пальцы на руку Амвросия.
— Расцените, как большую честь мое к вам доверие, — вкрадчиво проговорил он. — Мы готовимся к решающему наступлению соединенных сил... В Забайкалье назревают народные восстания против большевиков, во главе этого святого движения стоят верные люди. Самостоятельные хозяева, преданные сыны отечества.
— Снова кровь, — вздохнул Амвросий. — Военное счастье переменчиво.
Офицер в рясе расхохотался:
— Вы ничего не знаете, поп. У нас всюду свои люди.
— Ладно, я ничего не знаю, но другие рассказывают... Будто американцы отступают, японцы тоже... — робко проговорил Амвросий.
— Слушай, поп, — надменно сказал офицер. — Я человек военный и не стал бы с тобой миндальничать. Разговариваю только из глубокого уважения к его преосвященству и... — он поднял руки с четками, — к сему священному обмундированию.
— Не кощунствуйте, — строго заметил архиерей.
— Помилуйте, — возразил офицер. — Я же действительно... Впрочем, ладно. Так вот, большевики провели в Верхнеудинске свое сборище, так называемый съезд трудового населения Прибайкалья, свергли Советы, установили земскую власть.
Офицер с ухмылкой посмотрел на Амвросия.
— Как вам это нравится, святой пастырь? А вот другая новость: большевики Забайкалья и Дальнего Востока отделились от России, создали собственное де-мо-кра-ти-ческое государство — Дальневосточную республику.
— Не понимаю чего-то... — совсем растерялся Амвросий.
— Чего вы не можете понять? — с раздражением спросил архиерей.
— Большевики отказались от советской власти, учредили земство, отделились от России... — Амвросий потер ладонями виски. — Выходит, они пошли на попятный. Против кого же вы, владыко, собираете силы? С кем хотите воевать? На кого поднимаете православный люд?
— Отец Амвросий, — насмешливо заговорил офицер. — С вас можно писать непорочную деву Марию.
— Потрудитесь не забываться, — оборвал офицера архиерей.
— Виноват! — весело сверкнул глазами офицер.
— Не раскрывать же мне перед вами военных планов... В общем, каждая церковь должна стать для красных неприступной крепостью, каждый приход — героическим гарнизоном. Мы будем громить их в проповедях, если надо будет, превратим церковные окна в амбразуры, станем стрелять с колоколен.
Архиерей поднялся, прошелся по комнате. На виске у него билась тонкая, синяя жилка...
На улице чуть светало: сквозь щели в ставнях пробивался блеклый серый свет. Амвросию вдруг стало душно в комнате. Он встал, направился к двери.