Она стояла в коридоре и ждала его. Глаза девушки покраснели, верхние веки вспухли, а на щеках виднелись потертости косметики. Он только однажды видел, как она плакала — на похоронах матери десять лет назад.
Кто-то рассказал ей…
— Что случилось? — выговорил он машинально.
— Твои любимые блины на столе, — она направилась в гостиную.
Этот запах он учуял еще в подъезде. Фаршированные блинчики с начинкой из мяса говядины и свинины, прожаренной на углях, потертый сыр, соленые огурчики, сдобно разбавленные луком, приправка острым чесночным соусом. Полученные трубочки запекались в духовке всего три минуты и не секундой больше. Айк Гириан, хозяин ресторана Арегак когда узнал в Молчанове члена экипажа Прайма-1479 с радостью показал кухню и, в особенности, процесс приготовления фирменных блинчиков. Молчанов получил пожизненное право кушать их бесплатно и в любых количествах.
Он бросил сумку с контрактом в шкаф вместе с пальто.
Должно быть рассказал кто-то из РКА. Она как раз сегодня была там на защите своего проекта об использовании искусственного интеллекта в программировании систем пилотирования.
Молчанов с виноватым видом вошел в комнату и уселся напротив Светы. Она уставилась в появившийся из неоткуда в воздухе экран и водила пальцем по нему, пролистывая очередной программный код, казавшийся Молчанову бессмысленным набором иероглифов.
— Я не голодный, — осторожно сказал он.
— Съешь позже, — ответил она, не отвлекаясь.
Он набрал воздух в легкие чтобы, наконец, сказать ей. И не важно, что кто-то уже сделал это за него. Быть может это к лучшему. Ему не придётся наблюдать удивление на ее лице, не придётся терпеть невыносимые секунды молчания, пока она будет собираться с мыслями.
Она вдруг выставила указательный палец вверх перед тем как звуки уже были на пол пути из горла. Молчанов прикрыл рот и затих. Ее пальцы скакали по буквам, словно клавишам рояля, наигрывая безумную мелодию какого-нибудь немецкого композитора века из восемнадцатого. Она закончила, отложила модуль-компьютер и посмотрела на него взглядом полным не обиды, как ожидал Молчанов, а сожаления и вины, будто собиралась сказать ему, что не он, а она улетает на Марс.
— Я все решила, — она выдержала паузу, как судья на чтении обвинительного приговора. — Я подаю на развод.
Молчанов подавился собственным языком. Не выдержав, он закашлялся, словно проглотил горсть красного перца чили.
— Что за вздор ты говоришь? Какой еще развод?
— Я должна тебя отпустить.
— Ты… ты нашла кого-то?
Она молчала. Значит нет. Если бы кто-то и мог сказать прямо в глаза непреложную правду, то это его жена. И вообще ее поведение сейчас никак не укладывалось в то, какое он себе представлял.