Я и сам не знал, куда направляюсь, но старался ступать бесшумно; да, я уже скрывал свое присутствие здесь, сутулился, съеживался, озирался по сторонам, останавливался, прислушивался — бессознательно, еще не успев принять никакого решения и в то же время ощущая всей кожей — по мне видно, что? я вижу, и это не может пройти безнаказанно. Я шел по коридору шестого или пятого этажа; вернуться назад, к Тротгельрайнеру, я не мог, ему нужна была помощь, а я не в силах был ее оказать. Я лихорадочно думал о нескольких вещах сразу, но прежде всего о том, не кончится ли действие отрезвина и не окажусь ли я снова в Аркадии. Странное дело — при мысли об этом я не чувствовал ничего, кроме страха и отвращения, словно мне было бы легче замерзнуть в мусорной куче, сознавая, что так и есть, чем обрести утешенье в иллюзии. Я не смог свернуть в боковой коридор — дорогу загораживало тело какого-то старика; чтобы идти, ему не хватало сил, он только подрыгивал ногами и дружески улыбался мне, тихонько похрипывая. Я ринулся в другой коридор — тупик, матовые стекла какой-то конторы, за ними — полная тишина. Я вошел через стеклянную дверь-вертушку, это было машинописное бюро — пустое. В глубине — еще одна приоткрытая дверь, а за ней — большая светлая комната; я хотел уже улизнуть — там кто-то сидел, но услышал знакомый голос:
— Войдите, Тихий.
Пришлось войти. Меня даже не особенно удивили его слова — казалось, он ждал моего прихода; спокойно я принял и то, что за рабочим столом собственной персоной восседал Джордж Симингтон. Костюм из серой фланели, ворсистый шейный платок, темные очки, сигара во рту. Он смотрел на меня то ли со снисхождением, то ли с жалостью.
— Садитесь, — сказал Симингтон. — Поговорим.
Я сел. Комната с совершенно целыми окнами казалась оазисом чистоты и тепла посреди всеобщего запустения — ни пронизывающих сквозняков, ни наметенного ветром снега. Поднос, черный дымящийся кофе, пепельница, диктофон; над головой хозяина — цветные фотографии обнаженных женщин. «И никаких лишаев», — почему-то подумал я.
— Вот вы и доигрались! — назидательно произнес Симингтон. — А ведь жаловаться вам не на кого! Лучшая медсестра, единственный на весь штат действидец — все вам старались помочь, а вы? Вам захотелось докопаться до «правды» на свой страх и риск!
— Мне? — ошеломленно отозвался я, а он, прежде чем я собрался с мыслями, обрушился на меня:
— Только, ради бога, не лгите. Теперь уже поздно. Вам-то, конечно, мерещилось, будто вы необыкновенно хитроумны со всеми своими жалобами на «галлюцинации»! «Канал», «подвальные крысы», «седлать», «запрягать». И такими убогими штучками вы хотели нас обмануть! Думали, они вам помогут? Только мерзлянтроп может быть таким простаком!