— Какие последние новости относительно Рамоны Диллавоу? — поинтересовался я. — И относительно Джо Вашингтона? Есть какие-то зацепки по убийствам?
— Кто бы их ни совершил, он действовал толково, — нахмурился Гоулди. — Никаких улик на месте преступления. Сработано чисто. Почти профессионально.
Он перешел к своей сосиске и стал разрезать ее так энергично, как будто от этого зависела его жизнь.
Я взял со стола свою чашку кофе, но тут же поставил обратно.
— Черт побери, Гоулди, ты заставляешь меня нервничать. Мне ведь придется давать показания.
— Вот это-то меня и беспокоит, — признался Гоулди, а такое он говорил весьма редко. Когда Гоулди волновался, он не показывал этого — наоборот, всячески старался казаться абсолютно невозмутимым. — Если дело примет невыгодный оборот и судья решит, что у тебя не было достаточных оснований врываться в особняк, то, мой мальчик Билли, виноватым станешь ты. Ты — и никто другой.
— Ты полагаешь, что я не догадываюсь?
— Если догадываешься, то почему же ты не нервничаешь, парень? — Гоулди помахал рукой перед моим носом. — Сидишь с таким видом, как будто тебе абсолютно на все наплевать. Ты всегда себя так ведешь. Ты и раньше так себя вел. Когда ты был ребенком, твои братья делились с тобой и друг с другом всеми мыслями, которые только приходили им в голову. А Пэтти? Пэтти вечно о чем-то переживала, боялась, что ее будут ругать. Ты же всегда хохмил, но никогда не выказывал своих эмоций — как будто все, что происходило, ты знал заранее. Ты вел себя всегда так, будто тебе уже все известно.
Это была всего лишь моя обычная манера поведения. Мне следовало бы стать игроком в покер.
— Вообще-то я нервничаю, — признался я. — Но Эми полагает, что нам есть чем крыть. Лично я бы сказал, что руководствовался исключительно своей интуицией, когда я устраивал облаву в особняке. Но она придала моим показаниям такой вид, как будто я составил себе целый список достаточных оснований, прежде чем вломился туда. Она толковая, Гоулди. Она замечательный адвокат.
Гоулди вытер рот матерчатой салфеткой и покосился на меня.
— Ну ты на меня и посмотрел! — Я откинулся на спинку стула. — Говори, что там у тебя за мысли.
— Почему бы тебе попросту не признаться, что ты влюблен? — спросил Гоулди.
Я уже открыл было рот, чтобы возразить, но передумал.
— Вообще-то это замечательно, — продолжал Гоулди. — Прекрасно. Великолепно. Настало время прийти в себя после утраты Валерии. Никто так не рад за тебя, парень, как я.
Я наклонился к нему:
— Чувствую, что следующую фразу ты начнешь со слова «но».