Глядя на него, видишь больше Ирландии, чем Азии, но черты его лица недостаточно отчетливы, чтобы понять его происхождение. Он, бывало, шутил, что люди при первой встрече не могут для себя решить, кто он — итальянец, грек или латиноамериканец.
Но кто бы он ни был по национальности, он все еще выглядит как полицейский, которым когда-то был, — красноватый цвет лица, глубоко посаженные глаза человека, видавшего мерзопакостный отстой системы уголовного судопроизводства, ее уродство, безысходность, горечь и в конечном счете безнадежность. Он и сажал людей за решетку, и защищал их. По обе стороны баррикад есть свои трудности, и это заметно по его осунувшемуся лицу.
Я обвел взглядом собравшихся в офисе близких мне людей: сестру Пэтти, отца и лейтенанта Майка Голдбергера, который для меня, можно сказать, почти второй отец. Все они размышляют над тем, что́ только что прозвучало, — то есть над кратким изложением речи Стилсона на суде в мою защиту.
До суда остается меньше недели, и обвинение уже представило доказательства. Мы вдвоем со Стилсоном ломали голову над общими версиями построения моей защиты в течение нескольких недель, но теперь пришло время перейти к конкретике. Теперь нам известно все, что у них имеется против меня. Пришло время окончательно выработать план, проверить и перепроверить его — так сказать, прицениться и вылепить из имеющихся сведений, как из глины, самые лучшие доводы, на какие мы только способны.
— Мой пистолет случайно выстрелил и пуля угодила в Эми? — спрашиваю я. — Это был несчастный случай?
— Ну, Эми была убита из твоего пистолета, а не из пистолета Кейт. Они могут это доказать. — Стилсон пожимает плечами. — Если у тебя имеется объяснение получше, я слушаю очень внимательно.
Когда твое самое лучшее объяснение — просто какая-то чушь, то ситуация выглядит не очень обнадеживающей.
Стилсон, видя выражение моего лица, слегка наклоняет голову и кивает.
— Мы используем то, что у нас есть, — говорит он, — и это самая лучшая из имеющихся версий, Билли.
— Единственная версия, — уточняет Пэтти.
— Нет, не единственная, — возражаю я. — Они утверждают, что я был коррумпированным полицейским, так? Они утверждают, что я «крышевал» бордель, получая за это деньги, что прокурор штата вела относительно меня расследование и что я убил всех, чтобы замести следы. Мы могли бы сказать то же о Кейт. Или о Визе. Или о них обоих.
— Да, но никаких улик против них нет. — Пэтти отталкивается от стены, к которой она прислонилась, и опускает руки, которые только что были скрещены на груди. — Нет доказательств, что кто-то занимался «крышеванием». Нет никакой маленькой черной книжки. Это выдумка.