Сойдя на станции безвестной,
другого поезда я ждал,
и мрак ночной в глуши окрестной
ко мне вплотную подступал.
Как тихо было! Ветер слабый
ко мне из темноты донес,
как там перекликались жабы
и чуть поскрипывал насос.
Во мраке думалось о многом.
Я не был с вечностью знаком, —
она на пустыре убогом
предстала мне, объяв кругом,
явилась на глухом разъезде
и в бездны дымной темноты
швыряла гроздьями созвездья
своей могучей красоты.
Весь блеск ее рвался наружу,
но кровью в миг кратчайший тот
впервые ощутил я стужу
межзвездных мертвенных пустот
и прошептал я, задыхаясь:
«О вечность, как ты мне чужда!
Я в пустоте твоей измаюсь,
я с ней не свыкнусь никогда.
В тебе, от века не согретой,
я истоскуюсь о тепле;
все, что мое, — лишь здесь,
на этой на грешной маленькой земле.
Лишь здесь грустят, меня не видя.
Из-за меня и в этот час
лишь здесь не спят, под лампой сидя,
пусть в окнах всех огонь погас.
Прости, созвездий край суровый,
я их постигнул красоту,
но огонек окна родного
я всем светилам предпочту».
1962