За окном уже занимался рассвет. Марьяна вызвала такси, при помощи шофера загрузила бывшего мужа в автомобиль и отправила в загородный дом.
Любовника оставила на диване, и он, изредка постанывая, храпел на всю квартиру. Сама Марьяна отправилась в спальню, чтобы вздремнуть хоть часок.
В полдень Антон проснулся и, отыскав возлюбленную в лабиринте многочисленных комнат, разбудил ее.
Недовольная Марьяна с трудом разлепила веки.
— Отстань, дай выспаться.
Шпилька дыхнул на нее ядреным перегаром.
— Сначала объясни, что этой ночью было? Твой муж не в курсе смерти Крейкера. А ты твердила, что это он организовал!
Опухшая со сна, ненакрашенная, растрепанная, с мешками под глазами, Марьяна сейчас даже отдаленно не походила на светскую красавицу, сводившую с ума мужчин. Презрительно прищурившись, она процедила:
— Родион отлично играет, умеет держать удар, в отличие от тебя. Неужели он покажет свои истинные чувства? Он крепче стали, поэтому — олигарх!
Уязвленный Антон зло сжал губы.
— Был олигархом, а теперь нищий! Ведь это ты его бедняком сделала, значит, покрепче, поподлее его будешь, ведь так?!
Взбив подушку, Марьяна подложила ее себе под спину и впилась в любовника гневным взглядом. Ее глаза метали молнии.
— Ой, кто это у нас так запел?! Ты сам-то чем деньги зарабатываешь? Маргиналов со всей страны собираешь и бои без правил устраиваешь. Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала, тоже мне ангелочек!
У Шпильки от гнева даже затряслись щеки. Брызжа слюной, он заверещал:
— Да как ты смеешь меня сравнивать со своим мужем?! В отличие от Проглядова я деньги у государства не ворую и разрушением памятников старины ради строительства какой-нибудь очередной высотки не занимаюсь. Если до твоих куриных мозгов не доходит, то я тебе скажу: твой супруг преступник, он нанес чудовищный удар по истории народа, страны, уничтожив культурные памятники. Его судить надо!
Тут уж Марьяна не стерпела и со всей страстью накинулась на любовника:
— Мой муж у государства не воровал, он бизнесмен, если ты не знаешь! А вот ты своими передачками что людям несешь?
— Я несу людям правды свет, — ответил Шпилька, закатив глаза. — Не смей касаться искусства, жертва гламура, это слишком высоко и сложно для твоего понимания. Вам, нуворишам, этого никогда не понять.
— Ой, держите меня! — Силиконовая грудь Марьяны от смеха заколыхалась. — Святое и высокое он несет! Это твои уроды, которых ты показываешь, — светлое и святое? Мне-то лапшу на уши не вешай!
Антон не смог вынести столь бессовестного глумления над его творчеством и, зажав уши, фальцетом воскликнул: