— Никогда не думал, что влюблюсь в мьюри… я думал, что всегда буду их презирать или в лучшем случае ненавидеть…
— Надеюсь, что нет. Что это всех нас касается — нет, — тихо сказал Горька. — Жить одной ненавистью — нет…
— Разве ты… ну, мы все не так живём? — спросил Олмер.
— Сейчас — да, — Горька, выбрав глубокое место, погрузил в воду фляжку. — Но что будет потом?
— Я раньше не думал о "потом", — признался Олмер. — Я ведь даже не помню… ну, ничего не помню, что было тогда. А теперь — думаю… Наверное, это плохо, это делает слабым — когда строишь планы на будущее…
— Думай, — Горька поглядел с корточек на младшего. — Думай. Думать о будущем надо. Всегда. И вопреки, если уж на то пошло.
— А Сашка?
— Сашка… — Горька покачал головой. — Сашка потерял половину себя, такого не пожелаешь испытать никому. И такие раны никогда не зарастают до конца… Ну вот, хорошо, — он тряхнул фляжку и заткнул её. — Пошли.
Олмер, стоя на колене, пил с ладони. Кивнул, поднялся, отряхивая руку:
— Пойдём.
Навстречу выбежали два волка. Они молча пошли по сторонам людей, бесшумно ступая по жухлой прошлогодней листве. Ребята на ходу трепали холки своих друзей, но те уворачивались — они явно охраняли людей и не хотели отвлекаться на нежности.
— Эй, вы где ходите?! — завопил от костра Дик. — Галька без вас есть не даёт!
— Не умрёте, — проворчал Горька, бросая к огню фляжку…
…И щи, и жареные кролики были выше всяких похвал.
— Ещё бы хлеба, — пожелала Бранка. Мирко с подобающими церемониями протянул ей… настоящий чёрный сухарь, слегка прижжённый снизу. Остальные девчонки завистливо загудели, шпыняя своих парней. Сашка неожиданно засмеялся, откидываясь на еловые лапы, мягко спружинившие у него под лопатками.
— Это нашим девчонкам! — Олмер ударил по воображаемым струнам и затянул немецкую балладу:
— Der erste Hohenstaufen, der Konig Konrad, lag
mit Heeresmacht vor Winsperg seit manchem langen Tag;
der Welfe war geschlagen, noch wehrte sich das Nest,
die unverzagten Stadter, die hielten es noch fest…[60]
— Ты б ы меня потащила на себе? — шутливо спросил Димка. Люська в тон ему ответила:
— До первой канавы — непременно.
— А ты если будешь так жрать, — обратилась Машка к Дику, — то я тебя даже не подниму в случае чего. Понял? Дай сюда, — она забрала у него кусок зайчатины и начала лопать сама.
Возле костра окончательно воцарилась "тёплая, дружеская атмосфера". Сашка, который обычно больше молчал, начал рассказывать о том, как жилось "раньше" — его слушали внимательно и с интересом, никто даже не спросил, откуда он может всё это помнить, если ему самому тогда было лет — всего ничего.