Они обменивались ударами долго, молча, стуча по доскам каблуками, поднимая облачка пыли.
Уголком глаза мужчина видел разложенные на стеллажах стопки материи. Будь девушка обычным головорезом, он начал бы водить ее вокруг, ища случая, чтобы что-нибудь сбросить на нее, выбить ее из ритма и заколоть точным ударом. Но это уже не был бой с тремя противниками. Это был поединок с кем-то, чье имя было ему известно, – а поединки управлялись несколько иными правилами, даже если на этот раз единственным свидетелем был вытаращивший мертвые глаза Аркузон.
И’Барратора старался сосредоточиться только на бое, но между взблесками длинных клинков он видел и лицо девушки. Знал, что встреться они при других обстоятельствах, наверняка сделались бы они друзьями, а то и любовниками. Видение этого почти гипнотизировало его. Он ведь мог попытаться разоружить противницу. Или оглушить ее, неопасно ранить, подарить ей жизнь, сделаться ее проводником по Сериве.
Эта возможность искушала его до того самого момента, когда они ударили одновременно, а его рапира в последний миг проскользнула над ее клинком и воткнулась в ее левый глаз, углубившись в серые пласты мозга.
Когда она упала на землю, И’Барратора понял, что совершил смертельную ошибку.
Он слишком сосредоточился на схватке и собственных мыслях, забыв о пятне света, которое оказалось слишком близко. И о собственной тени, которая на этом пятне виднелась. Кальхира соскользнула именно туда, испустив последний вздох. И’Барратора отскочил как ошпаренный, но на короткий момент, прежде чем свет перед ее глазами угас, они соединились.
Это было как вспышка пороха. На единственный миг его прошила боль в левой глазнице – и сверкнули воспоминания: ряды лиц, крепость на исхлестанной ветрами скале, резкая зелень джунглей, странное, зловещее лицо ибрийской шаманки, предательство, печаль, уязвленная гордость и голоса, сотни голосов; слова из всей жизни, из дюжины жизней пролетали у него в голове, а большинство были на языке, который он уже почти научился понимать, – когда все вдруг завершилось.
Кавалер И’Барратора покачнулся.
Сразу после этого он повернул голову, чтобы не смотреть на девушку. Пославши в могилу множество людей, он знал, что лучше уж странное ощущение пустоты, отсутствие определенности, которое всегда на него опускалось, когда он оставлял за собой трупы, не уделив им даже секунды своего внимания, чем вид мертвых лиц, которые прилипали к векам столь сильно, что смыть их не могли ни винные наводнения, ни самый глубокий сон.
Как лицо Ариего, которого он убил прошлой ночью.