1. Личность подследственного качественно не идентифицирована.
2. Не исследованы обстоятельства инкриминировавшихся ему довоенных хищений и растрат.
3. Не исследованы обстоятельства получения подследственным документов на чужую фамилию.
4. Не исследованы обстоятельства побегов подследственного из-под стражи.
5. Не исследованы обстоятельства его пребывания на фронте, не вскрыты факты безобразного ведения учета в 359-й стрелковой дивизии и 1196-м стрелковом полку, а также и в 21-й запасной стрелковой бригаде.
6. Не исследованы обстоятельства перехода Таврина к противнику.
7. Не исследованы причины многочисленных служебных нарушений со стороны Особого отдела 359-й стрелковой дивизии, повлекших побег подозреваемого.
8. Подследственному не вменены в вину растраты, побеги из-под стражи, подлог документов, проживание по подложным документам, двоеженство и ряд других преступлений, в аналогичных случаях всегда присовокуплявшихся к основному обвинению.
Если подытожить все сказанное, становится очевидным, что, судя по доступным нам документам, следствие по перечисленным линиям невозможно даже назвать поверхностным, в этой части оно просто фактически не велось. А между тем в аналогичных случаях все осужденные за измену Родине лица с довоенным криминальным стажем выводились на суд с указанием отягчающих обстоятельств, как рецидивисты или лица с уголовным прошлым, подчеркивался их негативный моральный облик. В случае же с Шило-Тавриным не были доказаны его побеги из-под стражи (ибо, скорее всего, таковых просто не было), ему не вменялись в вину и даже не упоминались ни хищения, ни подлоги. Однако в материалах дела невозможно отыскать и опровержение этой части показаний подследственного. Похоже, совершенно не заинтересовали перечисленные вопросы и суд. Конечно, закрытость материалов дела для независимых исследователей не позволяет вынести окончательное заключение об отсутствии в нем перечисленных материалов. Но, если они там есть, то уже давно пора опровергнуть обвинения в поверхностности следствия и предъявить общественности доказательства его тщательности. Тем не менее это не делается, и никакие комментарии по данному поводу официальными инстанциями не даются, вместо них периодически вбрасываются отвлекающие и дезинформирующие сведения, наподобие учебы Таврина в несуществовавшем юридическом институте.
Следствие располагало достаточным временем для отыскания доказательств всего перечисленного, и отсутствие таковых в обвинительном заключении и приговоре доказывает лишь то, что установить их не представилось возможным. Или же, что также вероятно, никто и не собирался прояснять факты из прошлого Таврина-Шило по той вполне веской причине, что они были прекрасно известны без всяких разыскных мероприятий. В этом случае поведение следствия и суда становится объяснимым. В самом деле, зачем тратить массу времени и сил для выяснения фактов и обстоятельств не просто давно известных, а смоделированных самим НКВД в рамках ввода агента в операцию или же надиктованных ему на допросах в НКГБ/МГБ? В этом случае на всех этапах предвоенной и военной биографии Таврина-Шило выявить можно было разве что собственные недоработки.