В задачи стрелкового полка входили вооруженные выступления на отдельных участках фронта, организация перехода красноармейцев на сторону немцев, захват ценных документов и «языков». Указанный план подписал он, ЖИЛЕНКОВ, и командир бригады Иванов.
Затем план обсуждался с заместителем начальника 6-го отдела Главного управления имперской безопасности подполковником СС доктором Грейфе, после чего они представили последнему заявки на военное обмундирование, вооружение, снаряжение, денежные средства и документы, необходимые для агентуры.
Руководителями двух первых групп по 3–4 чел. для заброски в тыл СССР планировались подполковник Бочаров А. и майор Грачев И. А. Однако этот план немцами принят не был»[222].
Как видим, следствию очень хотелось инкриминировать Жиленкову террористические намерения и действия, но получалось это с трудом и не слишком убедительно. Зато почему-то столь выигрышный эпизод, как история с покушением Таврина, не нашел отражения в материалах процесса, хотя в данном случае ничего не требовалось добавлять и «притягивать за уши». Но сделано это не было. Следовательно, дело заключалось не в политической нецелесообразности.
Соображения секретности тоже не могли повлиять на оглашение материалов следствия, поскольку процесс над руководителями РОА и КОНР, как известно, был закрытым, в открытых источниках он освещался очень дозированно. Всех лишних всегда можно было удалить из зала, остальные же участники процесса были связаны обязательствами сохранения тайны и потому полностью надежны. Следовательно, дело заключалось и не в этом.
Думается, единственным оставшимся вариантом является оперативная необходимость. Правда, это понятие очень растяжимое, однако в данном случае его можно свести к нескольким укрупненным позициям. МГБ в 1946 году могло возражать против вынесения фамилии Таврина на процесс Власова из опасения либо расконспирировать какого-то агента или агентов, либо провалить некую операцию. Вспомним, что летом 1946 года еще продолжалась радиоигра «Туман», но вряд ли проблема заключалась именно в ней. В конце концов, Германия уже была побеждена, и никаких агентов абвера или СД, тем более агентов-боевиков ждать уже точно не приходилось. Возможно, занавес секретности прикрывал другую операцию, намного более широкомасштабную и с прицелом на будущее. Если понять, что именно старались сохранить в секрете в 1945 и 1946 годах контрразведчики 2-го Главного управления наркомата, а затем Министерства государственной безопасности СССР, то, думается, мы получим ключ ко всему загадочному «делу Таврина» в его финальной части. Это объяснит и странности с его допросом в НКГБ, и продолжение явно бесперспективной радиоигры, и многолетнее пребывание во внутренней тюрьме МГБ СССР без правовых оснований и разумных резонов. И, самое главное, это объяснит завесу секретности, окутывающую данное дело с момента ареста Таврина-Шило и фактически до сих пор, и непонятное упорство сначала КГБ, а потом и его преемников в стремлении не подпустить к архивным материалам сторонних исследователей, и явно зафиксированные потоки дезинформации для введения историков в заблуждение, и многое, многое другое.