– Уверен, что в окопах я питался гораздо хуже. Холодным супом меня не испугаешь. Я могу снова его подогреть.
Она кивнула, и Тому показалось, что она пытается замаскировать свою радость от такого поворота событий. Он надеялся, что ангелы ему сегодня улыбаются.
– Хорошо. Тогда до угла, – сказала Иди. – Спасибо, Том. Спокойной ночи, папа. Не дожидайся меня.
За входной дверью Том предложил ей руку.
– Твой отец не пытался меня остановить.
– Он тем не менее свою точку зрения высказал. И он знает, что я не брошу ему вызов. И что ты не рискнул бы его предать.
– Он определенно очень уверен в себе.
Иди вздохнула.
– Пойдем, – сказала она, и он заметил, что она отказалась взять его под руку.
– Что планируется сегодня вечером?
– Что ты имеешь в виду?
– Вы будете сидеть и разговаривать в присутствии родителей или ты просто поздороваешься с ними, а затем вы пойдете ужинать вдвоем?
– Сегодня я буду обедать со всей семьей в их доме.
– Бенджамин тоже этого хочет?
Она не обиделась на то, как быстро он перевел разговор на то, что, очевидно, интересовало его больше всего. Она пожала плечами, и этот жест выглядел печально.
– Бенджамин предложил мне выйти за него замуж, когда ему было девять, а мне едва исполнилось семь. Он не знал тогда, как не знала и я, что это было запланировано нашими родителями. И он не передумал.
– Но теперь ты в три раза старше и можешь принимать собственные решения, и у тебя есть стремления, которые…
– Мне не дано реализовать, Том. Ты должен забыть о том, чем я поделилась с тобой.
– Не могу. – Он указал туда, где на луже образовался лед, и она аккуратно ее обошла.
– Тогда выброси это из головы, потому что у этого нет будущего. Я живу за счет отца, а вскоре буду жить за счет Бенджамина. Он адвокат.
– Рад за него, – сухо вставил Том.
– Обойди здесь, – сказала она, указывая ему путь, и на этот раз взяла его под руку. По его телу сразу же пробежал ток желания.
– Что, если бы у тебя были средства?
– Средства?
– Ну да, средства, чтобы открыть магазин.
Она рассмеялась.
– Ты такой мечтатель, Том, – сказала она, но в ее голосе не было недоброжелательности. – Мне нравится это в тебе.
– То есть хоть что-то тебе во мне нравится? – заметил он, когда аромат свежей выпечки усилил удовольствие, которое он испытал от ее ободряющих слов. – Они пекут всю ночь? – спросил он, когда они проходили мимо пекарни, намеренно отвлекая ее.
– Том, не надо…
– Не надо что? – Он больше не мог оставаться в рамках формальной вежливости. – Не говорить, что я, похоже, влюбился в тебя в тот миг, когда впервые увидел? – Даже в блеклом свете уличного газового фонаря он увидел, как она побледнела от удивления. Психическая травма явно повлияла на его природные данные и сделала его слишком прямолинейным в том, что касалось эмоций. Или он всегда был таким откровенным? Он продолжал, не обращая внимания на то, что говорит слишком прямо и слишком рано: – Я до мельчайших подробностей помню, во что ты была одета, как причесана, как стук твоих каблуков эхом звучал у меня в голове несколько часов спустя. Или, может быть, ты не хочешь слышать, что я еще сильнее влюбился в тебя, когда ты присела рядом со мной на садовую скамейку в госпитале, и что в ту секунду, когда я увидел, как ты улыбнулась для меня одного, я понял, что никогда не смогу полюбить другую женщину?