– Привет, – поприветствовала она и застыла на месте. Самир протиснулся в дверь и поздоровался:
– Привет, привет.
Вид у него был невозмутимый. Аманда ничего не ответила. Спустившись на улицу, Самир ускорил шаг.
– Увидимся, – крикнул он через плечо. Мы не ответили.
Я перевела взгляд на Аманду. Та стояла, уставившись на меня. Убедившись, что я поняла, что она обо всем догадалась, она отперла велосипедный замок, села на велосипед и уехала. Я не стала ее догонять. Я была в одной футболке и трусах. Не лучшая одежда для выяснения отношений, и я не чертова Бриджит Джонс.
Когда Аманда скрылась из виду, я вернулась в дом, заперла дверь, отключила телефон, отнесла одеяло в гостиную, легла на диван и посмотрела три серии «Ходячих мертвецов», поедая макароны с сыром прямо из кастрюли.
Я ждала четыре часа. Не потому что не знала, где Аманда, или потому что не хотела предотвратить катастрофу, а потому что мне нужно было побыть одной.
Солнце почти село, когда я вышла из дома. Шел снег. Я позвонила Самиру. Он не ответил. Снег был редкий и мелкий, он скорее раздражал, чем радовал. Улица была покрыта снежной жижей. Кроссовки быстро промокли. Но я продолжала идти в декабрьской темноте.
Окна в конюшне запотели изнутри от конного дыхания и тепла, а также от включенной печки. Я подошла к стойлу лошади Аманды. Дверца был открыта.
– Можем поговорить?
Она не ответила.
Я вошла и села возле морды Девлина. Аманда водила щеткой по гладкой шкуре коня, каждый раз очищая щетку от шерсти. Конь весь сиял, но Аманда не останавливалась. Не хотела смотреть мне в глаза.
Что я тут делаю? Почему мне нужно объясняться перед Амандой? Почему мне так важно успокоить ее? Я ничего плохого не сделала. И все равно пришла сказать, что ничего серьезного не случилось, что все так же, как и прежде, и ей не о чем беспокоиться. И попросить прощения. Такой была наша дружба. Я просила прощения вне зависимости от того, виновата я или нет. И всегда я. Аманда никогда.
Девлин нагнул морду и обдал мне волосы горячим дыханием. Я погладила его по носу. Прошло полгода с тех пор, как я в последний раз была в конюшне. А ведь раньше я здесь практически жила. Папа всегда говорил, что как только я начну «интересоваться мальчиками», я заброшу конный спорт, и я вынуждена признать, что он был прав. Каждый раз, оказываясь здесь, я говорила себе, что вернусь к верховой езде, но вскоре об этом забывала.
– Аманда, – начала я, желая поскорее закончить с этим трудным разговором.
– Ты не можешь… Аманда повернулась ко мне и подняла руку со щеткой вверх. Голос ее дрожал от возмущения. – Я не понимаю, о чем ты только думаешь, Майя. Не понимаю, какой реакции ты ждешь от меня. Ты, что, не видишь, что это неправильно. Ты соображаешь, что ты натворила?