Чтобы получить разрешение ходить с ребенком в школу, потребовалось собрать кучу справок и подключить бывших знакомых папы, искать по рекомендациям школу с хорошим учителем, который готов был принять сына и маму в своем классе. Вика оформила на работе на полгода административный отпуск (решила, что дальше посмотрит, что будет). С работы уходить не хотелось, но иного выхода не было.
В школу сын собирался с радостью. Первого сентября Вика с замиранием сердца повела сына в первый класс. Всунула ему в руки букет красно-желтых гладиолусов. Тимур, как нахохленный испуганный воробышек, пристроился к своим ребятам, замер, осматриваясь и прячась за огромным букетом, как за деревом. На первой линейке она стояла вместе с сыном и еле сдерживала слезы. Вот уже сын идет в школу. А казалось, совсем недавно она выстраивалась с таким же букетом гладиолусов в синеньком сарафанчике и белой кофточке с кружевным воротничком и рюшечкой по его окантовке. Огромный бант-пропеллер на голове, чудилось, вот-вот закрутится и унесет ее под облака. Это было единственное первое сентября, когда она шла в школу с радостью, хотя всегда была отличницей и учиться ей было интересно. В последующие годы уже с середины августа она начинала считать отпущенные дни ее летней свободы… Как будет у ее сына? Предстоящая учеба в школе пугала не только тем, что мальчик может не понять объяснение материала, но и тем, что над ним начнут издеваться дети, и тем, что в школу учить детей идут неудачники, не сумевшие найти более приличной и престижной работы, ненавидящие и свою работу, и самих детей, на которых им приходится растрачивать свою жизнь.
Вика видела, что сын, как и остальные ребята, чувствует смутное волнение, радость первого дня учебы и ожидание чего-то нового. После приветственных речей под торжественную музыку детей повели в классы. Какая-то рыженькая толстушка-старшеклассница взяла за руку и Тимура. Он сказал Вике: «Ты иди домой, я буду учиться сам». Учительница, сухонькая женщина лет сорока пяти, за стеклами толстых очков которой блестели влажные глаза, успокоила: «Не волнуйтесь, все будет хорошо». И Вика ушла домой, чтобы сын не видел ее на переменах и хоть раз в жизни почувствовал себя самостоятельным, таким, как все.
Дома Вика расплакалась. Слезы бежали неостановимым потоком, точно из прохудившегося крана. Первый раз в жизни сын остался без нее в большом коллективе. К нему посадили девочку Лену, которой учительница тихонько объяснила ситуацию и попросила помогать. Тимур сидел на первой парте. Девочка указывала пальчиком, что нужно списывать из учебника или решать. Она тихонько, шепотом, постоянно подсказывала и опекала Тимура. В классе к нему настолько привыкли, что никого это не отвлекало, все казалось естественным. Учительница относилась к мальчику очень по-доброму. Часто сама подходила и еще раз все объясняла ему сама. Вика поначалу тоже ходила частенько на уроки, девочку тогда отсаживали, и она выполняла роль «переводчика», но сын сильно стеснялся того, что с ним ходит на занятия мама, и она старалась, чтобы сын карабкался сам. Дома они частенько все проходили с Тимкой заново, думая о том, что индивидуальное обучение было бы сыну полезнее, и если бы не необходимость адаптации ребенка в коллективе, они бы так и сделали. Дети никогда не смеялись над ним (или Тимур не слышал их смеха) и никогда не дразнили.