В конце концов решение было найдено: пришлось срочно вполцены продавать дом в деревне, оставшийся от бабушки. Расставание с домом было для Вики тяжелым. Этот дом был связан с воспоминаниями ее детства и хранил шаги ее бабушки и дедушки. Она любила там бывать. Дом пах бабушкиными пирогами с картошкой, грибами и капустой, плюшками, испеченными в чудо-печке, малиновым и вишневым вареньем, кашей «Дружба», запеченной в горшочке. Продавать его было жалко до слез, но иного выхода не было.
Продажу дома Глеб воспринял как должное, хотя чувство вины перед близкими не покидало его. Отношения становились все натянутее, но не рвались: супруги просто расходились все дальше и дальше друг от друга, будто находились по разным концам растянутой бельевой резинки, мелкие тоненькие резиночки-чувства в которой давно лопнули, но осталась тканевая основа, прочная и уже малоэластичная.
Она частенько думала о том, что сыну и не нужен никто. Он сам в себе. Смотрит на тебя — и ладно, не слышит, но и не видит тоже… будто ты — воздух, даже не стекло. На стекле отражаются блики от света, по нему сбегают капельки дождя, в него жалобно стучится ветка, и на нем мороз рисует диковинные узоры, которые можно разглядывать. Она думает о том, что детей все же заводят с надеждой на взаимную любовь и тепло. А тут… Мальчик будто улитка, которая почти не высовывает головку, а рожки выставляет, чтобы бодаться… Почти всегда чужой и отстраненный.
Пугало будущее сына. Говорили, что в обычной школе ребенку не место, хотя мальчик умненький, но лучше его отдать в интернат для глухих или учить дома по спецпрограмме, наняв преподавателя, но его услуги не для их кошелька. Учиться в обычной школе ему будет тяжело, и лучше быть отличником среди равных, чем отстающим в нормальном классе. Но они решили, что в спецшколу сына не отдадут никогда. Знакомая врач посоветовала Вике бросить работу и ходить в первый класс вместе с сыном, сидеть с ним за одной партой, объяснять материал и быть переводчиком, помочь преодолеть барьер в общении со здоровыми детьми. Они знали уже, что дети жестоки и могут смеяться над их ребенком. Если ребенок не преодолел барьер застенчивости и страха в детском саду, то теперь, когда занятия переносятся в школу, препятствие представлялось еще более недоступным. Сыну старались не показывать панического настроения, наоборот, всячески пробуждали и пытались развить интерес к школе, но все же не обольщали себя надеждой. Будущее ребенка было расплывчато, как у дошкольника, впервые взявшего в руки акварельные краски, его рисунок.