– Высосала всю, но не кровь, – начал он рассказ. – Помню, куда-то ехали, целовались, потом была темная комната и прекрасный секс. Ее звали Машей. Потом я задремал.
Открываю глаза – горит ночник, на тумбочке стакан, в стакане зубы чьи-то, челюсть вставная. За окном светает. По комнате ходит бабуля лет шестидесяти, в байковом халате, щеки запавшие, нос крючком – челюсть-то в стакане. Я вспомнил, как мне хорошо было, и вежливо так говорю: «Здравствуйте, бабушка, а где Маша?»
Здесь голос его задрожал от пережитого ужаса:
– А она протягивает ко мне морщинистые костлявые руки и говорит беззубым шепелявым ртом, замогильным голосом: «Эчо я Мася, товохой!» Я сначала переспросил, а потом до меня дошло: «Это я Маша, дорогой!» А в комнате жарко так. И тут мне вспомнилась почему-то и Баба-яга, и печка ее натопленная… В общем, схватил я одежду в охапку, снес по дороге бабушку плечом и бежал, бежал, бежал… Даже как оделся по дороге – не помню.
Он посмотрел на нас, корчившихся от смеха под одеялами и хрюкающими в подушки, и ботинки опять полетели нам в головы.
Уже совсем рассвело, пора было выдвигаться в Дом офицеров на конференцию. Одна кровать пустовала. Отсутствовал Витя Графов. Он появился, но с рассеченной губой, двумя налитыми шишками на лбу, напоминающими рожки, настолько симметрично они расположились, и фингалом под глазом. Вид был настолько плох, что любой мало-мальский начальник, проникнувшись отеческим долгом, хлестал бы его розгами до тех пор, пока бы рука не устала, а потом перевел его в ОВРу или стройбат. Причем в тот же день.
Витя был хмур и расстроен, а глянув на себя в зеркало, махнул рукой и произнес:
– Все, п…ец карьере!
На вопрос, что случилось, он коротко ответил: «Ночной орел». И мы больше не расспрашивали, а только сочувственно кивали. Нет наказания хуже для ходоков по чужим женам, застигнутых этими мужьями в положении in flagrante. (Если муж с друзьями – это совсем плохо, от одиночки и отбиться можно, и убежать. Вите не повезло, муж соседей позвал.) Тужурку несчастному одевают задом наперед, застегивают на все пуговицы, а в рукава продевают швабру. Потом выводят сластолюбца на лестничную клетку и придают ему ускорение пинком. И летит он, милый, широко расставив руки-крылья, считая ступеньки и оглашая своими клекочущими криками тишину ночного подъезда, ударяясь о перила и стены и лишь слегка притормаживая на поворотах лестничных маршей…
Тональный крем в этом случае помочь не мог, и мы оставили Витю переживать случившееся в номере, посоветовав не отлучаться. А сами двинулись в ДОФ. Тема конференции звучала приблизительно так: «О личном примере комсомольского актива флота в соблюдении Морального кодекса строителя коммунизма».