психиатрическое отделение. Кстати, выяснилось, что у нас имелись общие
знакомые по Оксфорду, но я совершенно не в курсе, как сложилась ее дальнейшая
судьба.
Должен признаться, что не уверен, воспользуюсь ли я препаратами из набора для
самоубийства, если – а это может произойти уже в ближайшем будущем –
столкнусь с первыми симптомами деменции или если у меня обнаружат
неизлечимое заболевание вроде злокачественных опухолей мозга, с которыми я
так хорошо познакомился за годы работы нейрохирургом. Когда ты здоров и
чувствуешь себя хорошо, совсем не сложно лелеять мечту о том, что через много
лет умрешь с достоинством, уйдя из жизни по собственной воле, ведь смерть
кажется такой далекой. Если я не умру мгновенно (например, от инсульта или
инфаркта либо после падения с велосипеда), то даже предположить не могу, что
почувствую, узнав, что моя жизнь подходит к концу – к концу, который может
оказаться весьма горьким и унизительным. Я врач и не могу тешить себя
иллюзиями. Вместе с тем я нисколько не удивлюсь, если вдруг начну отчаянно
цепляться за ускользающую жизнь. В странах, где эвтаназия узаконена, многие
люди, страдающие неизлечимой болезнью в терминальной стадии, изначально
интересуются возможностью быстро уйти из жизни, но так и не решаются ею
воспользоваться до самого конца. Может быть, все, чего им хотелось, – убедиться
в том, что они смогут быстро покончить с мучениями, если те станут
невыносимыми, однако на деле их последние дни прошли довольно спокойно. А
может, с приближением смерти они начали надеяться на то, что у них все еще есть
будущее. Сталкиваясь с противоречащими друг другу мыслями, мы испытываем
так называемый когнитивный диссонанс. Разумом мы понимаем, что вскоре
умрем, – и принимаем это, но в глубине души думаем, что для нас еще не все
кончено. Словно наш мозг запрограммирован на то, чтобы лелеять надежду
вопреки всему.
С приближением смерти наше самоощущение начинает разрушаться. Некоторые
психологи и философы придерживаются мнения, что это самоощущение –
восприятие себя как отдельной личности, способной принимать осознанные
решения, – не более чем титульный лист партитуры нашего подсознания, которая
состоит из множества неясных, зачастую диссонирующих голосов. Бóльшая часть
того, что мы считаем реальным, в действительности лишь иллюзия –
утешительная сказка, сотворенная мозгом для того, чтобы мы могли находить
хоть какой-то смысл в огромном потоке внешних и внутренних раздражителей, а
также в бессознательных механизмах и импульсах самого мозга.
Кое-кто даже уверяет, будто и само по себе сознание тоже иллюзия – якобы оно не